Женщина заплакала в голос, как по человеческому покойнику.

Даня поднялся и отошел от нее назад, чтобы не мешать чужому горю.

Поля показала глазами на оттопыривающийся карман драных портков Птица — неужели и здесь что-то спер, паршивец?

— А ведь я говорила, — причитала хозяйка, — так нет ведь! Приспичило им новую домину строить! Нечто в старой не дожила бы я свой век…

Из-за сарая, как по команде, появилось трое молодых рослых молодцев, неуловимо похожих друг на друга, уставились на пришлых со со злобным подозрением.

— Обижают, что ли, мам? — коротко спросил один из них, и Даня поспешно отступил, оценив его кулаки. А еще перепачканные краской пальцы — нашелся плодовитый художник.

Хозяйка проворно вскочила на ноги и плеснула детину полотенцем.

— Понастроили! — крикнула она. — Поналомали!

— Что мы сделали-то? — растерялся он.

— Верни, что взял, — шепотом велел Даня Птицу.

Тот замотал головой, накрыв свой карман ладонью.

— Не могу, — ответил он тоже шепотом, — мое! Сам нашел!

— Это подкова, — тихонько сказала Поля, — там, на верстаке лежала. Авось, не хватятся.

— Свалился дурень на наши головы, — опечалился Даня, но свару затевать пока не стал — не до того было.

Мать и трое сыновей, меж тем, уже обнимались.

— Что же теперь делать? — хозяйка растерянно огляделась на них.

— Что-что, — развел он руками, — нового горта заводить. Пока он маленький, вы с ним, конечно, набегаетесь — и теплого молока с медом надо, и каши, и пирогов, а уж как конфеты они по первости уважают! И разговаривать в доме все время нужно ласково, не кричать лишнего, не ругаться. Но ничего, лет через десять горт войдет в силу, отплатит вам за старания сторицей.

— Нового горта? — хозяйка снова заплакала. — А как нашего-то проводить, почтить напоследок?

Даня невольно порадовался — какие славные им попались люди, понимающие.

— Сейчас все сделаем, — пообещал он.

И тут один из сыновей вдруг выступил вперед, подошел к верстаку, прищурился, нахмурился.

— И где, — спросил он мрачно, — дедушкина латунная подкова, которую я чистить собирался?

Ох!

Поле уж доводилось видеть мордобитие — на КПП Верхогорья, когда Горыч, не долго думая, зарядил по уху какому-то предприимчивому продавцу серебра, пытавшемуся толкнуть свой товар подороже и побыстрее. Она запомнила недоумение, взметнувшееся в глазах того продавца, и какую-то совсем детскую обиду.

Внутренне сжавшись, она замерла в ожидании неминуемых неприятностей. Сейчас их шебутного Ворона как пить дать отлупят, и пусть он сам виноват — все равно ей не хотелось, чтобы ему стало больно.

И тут Даня засмеялся — легко, звонко, искренне.

— А подкову наш Птиц стибрил, — объявил он с такой бесхитростной радостью, что все три здоровущих, что дубы, парня обалдели и захлопали глазами, не понимая, как реагировать.

Даня бесцеремонно похлопал Ворона по карманам, полностью пренебрегая его возражениями.

— Стибрил, свистнул, слямзил, похитил, — приговаривал он, все еще смеясь. — Да вот же она!

С ловкостью ярмарочного щипача Даня извлек на свет подкову и гордо ее всем продемонстрировал.

— Ворье, стало быть… — угрожающе начал один из парней, но Даня тут же замахал на него руками.

— Ну что ты, мил человек, — воскликнул он, не теряя широкой, от уха до уха, улыбки, — какое же ворье, когда он вашу семейную удачу, считай, втрое увеличил.

— Как это? — удивилась хозяйка.

— Ворованное счастье всегда лучше, — с непробиваемой уверенностью объявил Даня, и только тогда Поля поняла, что он сочиняет прямо на ходу.

Вот повезло ей с компанией — один воришка, другой — жулик!

Отвернувшись, чтобы скрыть усмешку, она увидела восхищение на лице Ворона — кажется, тот на полном серьезе возгордился самим собой и добрым делом, которое только что совершил для незнакомых людей. Нос его задрался к небу, а плечи расправились.

— Да ну? — не слишком-то доверчиво буркнул другой хозяйкин сын.

— Ну да, — закивал Даня и беззаботно хлопнул его по плечу: — о таком в Плоскогорье каждый ребенок знает.

— Это тебе мунны растрепали загорские байки?

— Не мунны, а Поля, — Даня почтительно склонил перед ней голову, — единственный и неповторимый человек, способный преодолеть Гиблый перевал и остаться в живых.