— Это не от меня зависит, ты же знаешь, — отрывисто бросила Поля, твердо оттолкнула его, чтобы закрыть дверь, и сорвалась с места, не сказав больше ни слова.

В зеркалах она видела, как Даня одиноко остается позади, глядя ей вслед.

Поля мчалась вперед, почти ничего не разбирая перед собой. И почему она не попрощалась, как человек? «Потому что ты вовсе не человек», — шепнул в голове скрипучий старушечий голос, и она сжала зубы, борясь с желанием развернуть внедорожник.

Пора было возвращаться в свою обычность-привычность, и нечего было грустить по тому, чего никогда не случится. Это Дане предстоит вольно петлять по дорогам-тропинкам, а у Поли один маршрут.

Птиц все ворковал и ворковал с новорожденным гортом, отгоняя от своего шалаша излишне любопытствующих болотно-лесных товарищей, и про Даню все забыли.

Он сидел на пенечке под березкой и гадал: проехала Поля перевал? Или все еще в дороге? Каково это — так часто следовать по пути, который в любой момент может обернуться для тебя гибелью? Боится ли эта девочка смерти или не успела понять, что это такое?

А может, наоборот, хранит в себе память столь длинную, что смерть по сравнению с ней не больше, чем взмах ресниц.

Эх, снова загрустил Даня, вот бы сюда батюшку Леньку, ведро холодной окрошки, да и забыться до утра в философских беседах. Кто древнее богов? И куда те слиняли, лентяи этакие, бросив людей без пригляда?

Совсем заскучав без дела, Даня покрутил головой и увидел Потапыча, который, кажется, тоже не особо был занят, поскольку лениво плевался семенами огромного подсолнуха.

— Эй, — обрадовался Даня, быстро преодолел расстояние между ними и уселся рядом, — пойдем со мной на болота?

— Зачем это? — лениво буркнул тот.

— Ну а как же! Говорят, там живут вместе вьер и васса. Неужели не интересно познакомиться с такой изумительной парочкой?

— Не-а, — махнул нечесаными космами Потапыч.

— Да ты что! — ахнул Даня. — Это же небывалый союз, даже на месте ушедших богов я бы непременно вернулся, чтобы посмотреть на такое! А ты не хочешь чуть-чуть погулять по болотам.

— Так утопнем же, — засомневался Потапыч.

— Авось нет, — жизнерадостно ухмыльнулся Даня, отщипнул себе немного подсолнуха и первым направился с полянки.

Горыч встретил Полю с добродушной ворчливостью.

— Явилась, — передавая ей чашку чая из горных трав, заметил он. — А куда так спешишь? Некуда спешить. Покаталась бы по нашим местам подольше, мунны поди с ног сбились, разнося повсюду новости о твоих приключениях.

— Нет у муннов никаких ног, — поправила его Поля мягко и поймала себя на том, что Даня столько всего разного понарассказал ей о всяких духах, что она теперь и сама горазда про них байки травить, приди ей в голову такая охота. —

И что говорят?

— Говорят, — степенно заметил Горыч, — что ты с каким-то пришлым балаболом остановила пожар в Сытоглотке… А откуда у нас взяться пришлому? Неоткуда взяться. Вот и болтают всякое — мол, привезла ты балабола из-за перевала, а с чего ему такая честь? А почему другим за перевал нельзя?

Поля пила чай — горячий, терпкий, пахнущий горными травами, — и слушала Горыча с интересом. Что-то изменилось на КПП, где прежде было многолюдно и беспокойно. Местные торопились продать пушнину, серебро или ковры, скандалили в очередях, возмущались низкими ценами, которые установил князь.

Сегодня же здесь было тихо, а склады стояли пустыми, растопырясь наружу распахнутыми дверями.

— Не понимаю, — призналась Поля, — если мунны разносят слухи о том, что я привезла из-за перевала пришлого балабола, то почему желающие выбраться отсюда еще не штурмуют КПП?

Горыч ответил не сразу. Сначала он встал, достал из угла привязанный под потолком полынный веник, плеснул на него кипятку из чайника и помахал в воздухе, распространяя горький запах.

Стало быть, секретничать собрался, вот и распугал муннов, которые вполне были способны притаиться в любой тени.

— Ты, Поля, мне друг, — негромко сказал он, — да и Арра тебе должна нынче… Поэтому я скажу: это твой последний рейс, девочка. Так что сама решай, по какую сторону перевала ты останешься.

— Глупости, — отмахнулась она, подливая себе еще чая. — Ваши старейшины совсем спятили? Что будет, если они объявят полную независимость от князя? Снова останетесь без лекарств и всего необходимого?

— И какой нам проку от этих подачек? — вспыхнул Горыч, как вспыхивал любой человек по эту сторону перевала при упоминании Лесовского. — Одни унижения и обдираловка. Никогда мы не продавали украшения и керамику по таким бросовым ценам! Проще уж в землю закопать, чем даром раздавать… Старейшин давно злит это положение дел, а тут еще и слухи о том, что ты тайком привезла пришлого балабола. Если перевал не закрыть окончательно, то беспорядков не избежать. Кто-то обязательно попытается сбежать отсюда, а другие ринутся в Плоскогорье, чтобы поквитаться с князем.