— Не живут, — согласилась васса. — А почему? А потому что боги не велели. А где теперь боги? А никто и не знает. Бросили нас среди этих беспокойных людей. Повсюду вы шныряете, везде свой нос суете. Для чего пришлепали-то?

— Вот, — Даня ткнул пальцем в Потапыча, — человек ни разу вассы не видел. Замучил мольбами, покажи да покажи. Очень ему знать зачесалось, как это вы тут с вьером живете-поживаете.

— Я все думаю, — неожиданно поддержал его Потапыч, — если у водного и лесного духов родится младенчик, то кем он вообще будет? Мокрой деревяшечкой?

Могучая крона над их головами затрепетала листвой, словно в раздражении.

— Батюшки Леньки на тебя нет, — вздохнул Даня. — Духи — это капли силы ушедших богов. Они не рожают младенчиков направо-налево.

— А как тогда? — изумился Потапыч.

Васса и Даня переглянулись, словно имели дело с неразумным детенышем.

— Я очень давно теку, — сказала васса, — так давно, что видела, как реки меняют русла, как ручейки пробивают себе дорогу сквозь горы и как пересыхают озера. Сначала были люди, и люди придумали богов, а боги создали нас. Люди — вот начало всего, и духи приходят в этот мир по их желанию.

— Ага, — сказал Даня Потапычу, — я и сам давеча помог родиться двум гортам. Одному нормальному, а другому шалашному.

— А я появилась среди глухих лесов в крохотном пруду благодаря человеческой женщине, поделившейся со мной своей вечностью, — проговорила васса.

— Своей вечностью? — Даня, заранее очарованный будущей историей, поерзал, устраиваясь поудобнее, похлопал по кочке рядом, приглашая Потапыча тоже сесть. — Откуда в глухих лесах взяться бессмертной человеческой женщине?

— Она помнила этот мир молодым, — лицо вассы окуталось грустью. Обычно духи не знали привязанностей, но, кажется, умели испытывать благодарность. — Мир, в котором еще не было железа и стекла, но были камень и бронза. Мир, в котором еще не было богов, — ведь это она поверила в них так сильно, что создала их своей верой…

— О, злоязычные мунны, — прошептал Даня, ошеломленный, — первая жрица! Говорят, что боги одарили ее долгой жизнью, но она ушла вслед за ними.

— Она скрылась в лесу, и ее покой охраняли волки, — поправила его васса. — Вечность оказалась для нее непосильным бременем, и она освобождалась от нее капля за каплей, щедро раздавала людям и духам, вот почему я разменяла уже пятый век.

— Пятый век, — восхитился Даня. — Ого!

Обычные духи жили пару столетий, не больше, — ну, кроме итров. Уж те каменели монументально.

— И так мне все это надоело, что я основалась у корней одного ворчливого вьера, этого теперь вполне достаточно.

Крона снова зашумела, на этот раз ласково.

— Когда-то первая жрица служила богам и любила людей, отдавалась мужчинам и рожала детей, но устала от похоронных обрядов, — продолжила васса под тихий храп сморенного тяжелой дорогой Потапыча. — Прежде в ней царил вольный дух, и она играла с вассами и анками, дразнила шайнов, шпыняла муннов, подолгу беседовала с вьерами и тодисами. Но настало время, когда и духи стали покидать ее. И тогда она удалилась от мира… Да что мне тебе рассказывать! Ты ведь и сам носишь каплю ее вечности.

— Я? — переспросил Даня недоуменно, и тут сердце его перебултыхнулось в груди. До этого он слушал рассказ вассы как красивую, но далекую легенду. А теперь вдруг эта легенда стала его собственным прошлым. Раны, оставленные волками. Крохотная избушка в лесу. Дикая напуганная Поля. Мертвая старуха.

Да может ли такое быть?

— Последняя жрица отдала свои последние силы, чтобы спасти мою жизнь, — пробормотал он медленно. — Какая бессмысленная растрата!

— Она давно мечтала о смерти, — возразила васса. — А ты вон какой ладный и милый, так и хочется тебя одарить чем-нибудь.

— Но подожди, там была еще девочка!

— В те далекие времена, когда я текла возле ее избушки, не было никакой девочки. Только соломенная кукла, которая умела петь колыбельные. Первая жрица очень дружила с одной тьеррой. Век духов долог, но рано или поздно он тоже заканчивается. И после того как тьерра ушла, первая жрица собрала колосья пшеницы на ее поле и сплела себе куклу. Она сказала, что уж кукла-то никогда ее не покинет и станет ее последней спутницей.

— Она стала, — сказал Даня.

— Хорошо, — умиротворенно улыбнулась васса. Она провела мокрой рукой по Даниным губам: — Где ты подхватил эту гадость?

— Там, — неопределенно отмахнулся Даня. — Проклятие, поставленное на граните. Говорят, только итры могут знать, как от него избавиться.

— Ступай наверх, к Холодному каньону, там живет один итр, столь же древний, как и я, а может, еще древнее. Его тоже призвала в этот мир первая жрица, он поможет тебе.

— Холодный каньон, — прилежно повторил Даня. — Спасибо.