Когда Виктор закончил свой рассказ, в зале воцарилась тишина. Наконец, Мехмед заговорил:

— Виктор, друг мой, ты понимаешь, что просишь? Ты хочешь оставить свой пост, свои обязанности перед империей, чтобы снова сражаться с богами?

Крид кивнул.

— Я понимаю, мой султан. Но если мы не остановим богов сейчас, не будет ни империи, ни мира, который мы знаем.

Чандарлы-паша погладил бороду, задумчиво глядя на Крида.

— «Ak?l ak?ldan ustundur», — сказал он. — Один ум хорош, а два лучше. Возможно, есть способ помочь тебе в твоей миссии и одновременно защитить интересы империи.

Виктор вопросительно посмотрел на визиря.

— Что ты предлагаешь, паша?

— Мы можем объявить, что отправляем тебя с секретной дипломатической миссией, — сказал Чандарлы-паша. — Это даст тебе свободу действий и при этом сохранит твою связь с империей.

Султан Мехмед кивнул, соглашаясь с предложением визиря.

— Это мудрое решение. Но помни, Виктор, «Emanete h?yanet olmaz». Нельзя предавать доверие. Мы рассчитываем, что ты вернешься к нам, когда твоя миссия будет выполнена.

Крид почувствовал, как волна благодарности захлестнула его.

— Спасибо, мой султан, паша. Я не подведу вас.

— «Yolun ac?k olsun», — сказал Чандарлы-паша. — Пусть твой путь будет открыт. Но помни, Виктор, «Dost kara gunde belli olur». Друг познаётся в беде!

Визирь загадочно улыбнулся, и его глаза на какую-то долю секунды сверкнули шартрезом.

Солнце, ослепительно-белое, отражалось в голубых глазах Крида. Его белокурые волосы, словно выточенные из солнечного света, развевались на ветру. Он стоял на краю обрыва, вглядываясь в безбрежную синеву Эгейского моря. Красота природы не находила отклика в его душе, заполненной тяжёлым предчувствием. Он ждал. Ждал Кратоса.

Спустя несколько часов, из зарослей дикого мирта, вышел Кратос. Он был моложе, чем Крид помнил его с рассказов, но в его глазах плескалась та же ненависть, тот же неукротимый огонь мести. Рядом с ним, словно тень, шёл огромный волк с шерстью цвета угольной пыли и глазами, сверкающими агатовым блеском. За ними следовали другие — юные, но уже опытные в смертоубийстве, дети богов, с кинжалами и мечами, пропитанными темной магией.

Кратос остановился на некотором расстоянии, его лицо оставалось непроницаемым. В руке он держал яблоко. Яблоко Эриды.

— Крид, — голос Кратоса прозвучал низко, словно рокот приближающегося шторма. — Мы долго ждали этой встречи.

Крид не ответил, его взгляд был прикован к яблоку. Он чувствовал, что-то не так. Воздух вокруг гудел от невидимой энергии, от предвкушения смертельной схватки.

Кратос с видимым удовольствием откусил от яблока. Хруст был громким, резким, подчёркивающим наступившую тишину. Он жевал неторопливо, наслаждаясь моментом, наслаждаясь удивлением в глазах Крида.

— Подделка, — пробормотал Кратос, выплюнув огрызок на пыльную землю. — Но достаточно убедительная, чтобы заманить тебя в ловушку. Ты убил моего отца, Крид. И теперь ты заплатишь за это.

В этот момент, дети богов бросились на Крида. Мечи взвились, кинжалы сверкнули, пронзая воздух. Крид парировал удары, его движения были быстрыми, точными, словно вспышки молнии. Но их было слишком много.

Внезапно, из Крида хлынула темная энергия, окутывая его, превращая его в существо из тьмы и света. Его глаза засияли ледяным голубым светом, его волосы встали дыбом, словно охваченные пламенем. Это была сила, запретная, ужасающая, сила, которой он сам не до конца владел.

Первого ребенка бога поразила тёмная молния — не просто удар, а проклятие, которое прожгло его плоть, душу, испепелило до основания. Остальные остановились, охваченные ужасом, перед неконтролируемой мощью Крида.

Следом, с той же ужасающей быстротой, Крид уничтожал одного за другим. Проклятия обрушивались на них, превращая в пепел, в тлен, в ничто. Это не была битва, это было истребление. Это была резня, развязанная неудержимой силой, пропитанной отчаянием и гневом.

Кратос, наблюдавший за происходящим с растущим ужасом, попытался вмешаться. Он бросился на Крида, но был остановлен тем же молниеносным проклятием, которое сразило остальных. Его тело, прежде полное жизни и энергии, превратилось в бесформенную массу пепла. Волк, его верный спутник, завыл и исчез, исчезнув в тумане, окутавшем поле боя.

Когда пыль осела, Крид стоял один, окруженный трупами. Его белокурые волосы были растрёпаны, его одежда изорвана, но его глаза оставались холодными, безжизненными. Он не чувствовал победы, он чувствовал только пустоту, глубокую, пожирающую его изнутри. Он убил их всех. И это была не месть, а ужасающая, неизбежная необходимость.

Он опустился на колени, его взгляд зацепился за огрызок яблока Эриды, лежащий на земле. Это был символ, символ его собственного падения, его погружения во тьму снова. Он уничтожил своих врагов, но в этом уничтожении он уничтожил и часть себя. Он стоял на опустошённом поле битвы, один, с тяжёлым бременем на своей совести. Ветер проносился над мёртвыми, словно прощальный плач. Крид остался один, охваченный холодной пустотой победы. Победы, которая стала его проклятьем. Вновь.