Его пальцы сжимаются на ее запястье, и в глазах темнеет от ярости.

— А ну, убрал свои гребаные руки, пока я их не оторвал, — рявкаю я, срывая его руку с ее запястья.

Я обхватываю Валентину за талию, притягивая ее к себе. Охрана быстро соображает и выводит этого ублюдка из клуба. Ее руки обвиваются вокруг моей шеи, но взгляд устремлен ему вслед, пока он не скрывается из виду.

— Валентина, — рычу я, сдерживая желание потребовать объяснений здесь и сейчас. — Кто, черт возьми, это был?

Она переводит на меня затуманенный взгляд, явно смущенная и слегка пьяная:

— Никто, — отвечает она, натянуто улыбнувшись.

Почему же тогда со мной она так никогда не улыбается? Почему со мной она не смеется так искренне, как с Сиеррой и Рейвен?

— На никого это совсем не похоже, — бросаю я, вглядываясь в ее глаза.

Она крепче обнимает меня, ее тело прижимается ко мне, и в ее взгляде мелькает такая ранимость, что я невольно сжимаюсь изнутри.

— Лука, все в порядке. Это ничего не значит, — шепчет она, пытаясь меня успокоить.

— Мы едем домой, — твердо заявляю я, подхватывая ее на руки.

Валентина вздрагивает, оглядываясь в поисках подруг:

— А как же Сиерра и Рейвен?

— Арес отвезет их домой, — говорю я, не замедляя шага, пока несу Валентину к машине.

Она молчит, лишь бросая на меня встревоженные взгляды, когда тонированная перегородка в салоне поднимается, оставляя нас наедине. Ее взгляд, полный боли и растерянности, только сильнее разжигает мою ревность. Черт бы побрал этого ублюдка, который смог оставить такой след в ее душе. Он — причина того, что она заявила, что не хочет любви? Он — тот, из-за кого она так упорно настаивает на разводе через три года, несмотря ни на что?

— Кто он? — спрашиваю я тихо. Я никогда не видел, чтобы она так смотрела на мужчину. Никогда не видел, чтобы она так смотрела на меня.

— Лука… — шепчет она, оборачиваясь ко мне.

В одно движение я сажаю ее к себе на колени. Платье задирается, открывая изящные бедра. Ее глаза устремлены на меня, словно я — единственный человек в этом мире. В эту секунду мне хочется поверить, что тот, другой, больше не имеет значения, что в ее вселенной есть только я. Но я знаю, что это не так.

Мои руки скользят по ее талии, и Валентина резко вздыхает, когда ее пальцы начинают изучать мой торс, неспешно скользя к шее. Она притягивает меня к себе, и наши губы сливаются в горячем, требовательном поцелуе. Я должен был остановиться, продолжить допрос, но, черт возьми, она делает меня слабым. Она знает это и пользуется этим без зазрения совести. Ловушка. И я попался.

Я тихо стону, чувствуя, как ее язык медленно скользит по моему, провоцируя, дразня. Ее пальцы нетерпеливо стягивают с меня пиджак, и я позволяю ему упасть, в то время как мои руки уже под ее платьем, жадно исследуют бархатистую кожу.

— Валентина, — глухо вырывается у меня. — Отвечай на чертов вопрос.

Она немного отстраняется, заглядывая в мои глаза. Взгляд, еще мгновение назад горящий страстью, теперь потухший, полный отчаяния. Она касается моей щеки, ее пальцы дрожат.

— Он — причина, по которой тебе никогда не придется бояться, что я влюблюсь в тебя.

Словно ведро ледяной воды обрушивается на меня. Я отвожу взгляд, пытаясь справиться с накатившей болью. Я убеждал себя, что не хочу ее сердца, но, оказывается, оно никогда и не было в зоне досягаемости.

— Почему ты это делаешь, Валентина? — шепчу я, чувствуя, как разрываюсь изнутри. — Почему каждый раз сводишь меня с ума? Тебе нравится наблюдать за моими мучениями? Это месть?

Ее руки обхватывают мое лицо, большой палец нежно скользит по моим губам, прежде чем она снова целует меня, яростно, отчаянно. Она пытается стереть мои слова, но мне уже не скрыться от правды. Я потеряю себя в ней без остатка, и она даже не заметит этого.

Я прижимаю ее к себе, отвечая на поцелуй так, что она начинает извиваться на моих коленях, ее тело пульсирует в такт с моим именем, сорвавшимся с ее губ:

— Лука…

Я никогда не устану слышать, как она стонет мое имя. Это чертовски волнительно. Ничто не сравнится с этим.

Я не могу быть единственным, кто это чувствует. Я не могу быть единственным, кто погибает.

— Валентина. — шепчу я, нуждаясь в ней больше, чем она готова дать. — Смотри на меня.

Она тяжело дышит, ее губы приоткрыты, пока она тянется к моему галстуку, разрывая узел.

— Хорошая девочка, — шепчу я — Я не хочу, чтобы ты смотрела на кого-то еще. Поняла? Даже не смей думать ни о ком, кроме меня.