Мама открывает рот, чтобы что-то сказать, но прежде чем она успевает произнести хоть слово, я замечаю, как Лука дергается в сторону. Бабушка резко шлепает его по руке, и я с удивлением оборачиваюсь к ним.

Ее лицо внезапно искажается тревогой и страхом:

— Кто вы? — спрашивает она, голос дрожит от паники. — Т-т-ты… П-почему ты в моем доме? У меня нет ценных вещей, — торопливо добавляет она, испуганно глядя на Луку.

Она вскакивает на ноги и делает шаг назад, почти спотыкаясь о кофейный столик. Ее сиделка подскакивает к ней в тот же миг, движения быстрые, но осторожные.

— Бабуля, — произношу я, вставая, стараясь придать голосу как можно больше спокойствия. — Это мой муж, бабуль. Все в порядке.

Она поворачивается ко мне, но в ее глазах нет ни капли узнавания. Сердце сжимается, когда она поднимает руку и пытается ударить меня. Я отступаю назад, ошеломленная.

Моя бабушка всегда была моим миром, моим якорем. Видеть, как она смотрит на меня, не узнавая, — невыносимо больно. Невозможно смириться с тем, как ее разум медленно угасает, особенно когда она всегда была одной из самых умных и смелых женщин, которых я знала.

— Уходи, — быстро говорит мама, голос звучит напряженно. — Иди в свою комнату. Если вокруг нее будет слишком много людей, она только больше разволнуется. Все будет хорошо, Вэл. Обещаю. Но тебе нужно уйти.

Лука берет меня за руку и ведет вверх по лестнице, пока крики бабушки не становятся совсем далекими. Она не понимает, почему в ее гостиной находится сиделка, и выражение растерянности на ее лице не отпускает меня даже тогда, когда я сажусь на кровать в своей комнате.

Лука опускается передо мной на колени и накрывает мои руки своими ладонями.

— Валентина, — шепчет он с болью в голосе. — Ты в порядке?

Я опускаю глаза на его обручальное кольцо, и одна одинокая слеза скатывается по щеке. Лука нежно обхватывает мое лицо, вытирая слезы большими пальцами, в его глазах читается беспокойство.

— Не плачь, милая, — бормочет он. — Пожалуйста, моя любовь. Обещаю тебе, наши врачи делают все возможное, чтобы помочь твоей бабушке.

Я киваю, но слезы текут еще сильнее. Лука садится рядом и крепко обнимает меня. Сердце разрывается на тысячи осколков. Он не говорит ни слова, просто ложится вместе со мной, прижимая меня к себе так, что мое лицо оказывается у него на шее. Он держит меня, пока я окончательно не рассыпаюсь, его тепло приносит хоть какое-то утешение.

— Я… Я так хотела, чтобы ты познакомился с ней раньше. Бабушка значит для меня все. Если бы не она, я бы не стала той, кем являюсь сейчас. Она всегда была моим светом, маяком в темноте. Ты бы ее полюбил. Она такая веселая, такая мудрая, и готовит она просто божественно.

Он целует меня в макушку и тихо отвечает:

— Я знаю, любовь моя. Помнишь, как я пытался приготовить ее такитос? Это было полным провалом. Но однажды я попрошу ее научить меня. И ты права, она действительно веселая. Помнишь, как она поддразнивала тебя, когда мы впервые рассказали им о нас, и назвала меня дьяволом?

Лука касается моей щеки, улыбаясь:

— Я знаю, как это больно, милая. Но эти эпизоды… это не она. Она просто напугана и запуталась. Это естественная реакция. Я никогда не буду думать о ней плохо из-за этого, так что не волнуйся о том, что я подумаю. Как я могу видеть в ней кого-то другого, если она воспитала такую замечательную женщину, как ты?

Мои глаза снова наполняются слезами, но на этот раз по другой причине.

— Лука, — шепчу я. — Честно говоря, я очень боялась привезти тебя сюда. Я не хотела, чтобы ты увидел, насколько несовершенна моя семья. Ты всегда видел во мне компетентного партнера, но дома… я словно забываю, кем стала. Я не хотела, чтобы ты увидел это и разочаровался во мне.

Он поворачивается ко мне лицом, ложась на бок, чтобы мы могли смотреть друг на друга.

— Я догадывался. Ты вся напряженная с тех пор, как мы приехали, и почти ничего не говорила. Ты замкнулась в себе и стала нервной, а это не похоже на тебя. — Он убирает прядь волос с моего лица и вздыхает: — Ничего из того, что ты скажешь или сделаешь, не изменит моих чувств. Ты моя жена, Валентина, в горе и в радости. Я хочу не только самые лучшие части тебя, детка. Я хочу тебя всю, со всеми твоими страхами и сомнениями.

Я смотрю в его глаза, чувствуя, как сердце сжимается от боли. Вот почему мне так страшно в последнее время. С каждым днем он забирает себе все больше моих мыслей, больше моих чувств, больше меня, чем я готова ему отдать.

Глава 46

Лука

Я откидываюсь на спинку кресла и смотрю на карманные часы, в которых навсегда застыло изображение моей матери. Не могу не задуматься, гордились бы родители мной сейчас. Я почти осуществил мечту отца, но одобрили бы они человека, которым я стал, и выбор, который сделал? Хлопали бы они мне или осудили бы за то, что я собираюсь сделать?