— И кто тут тебя, уродец, главным назначил? — поинтересовался Пётр.

— Попрошу без оскорблений! Меня народ назначил! И решением партийной организации. Я член боевой дружины партии кадетов!

— Шо ты член, мы видим — хохотнул Батолин. — только к Его императорскому величеству, великому князю Михаилу Александровичу, тебе, сосунок, стоило бы обращаться с вежеством, а не буром переть, вот прислали придурка на мою голову…

— Ась??? –попытался что-то мыкнуть в ответ кадет, с которого важность и интеллигентность сразу же куда-то слетела, да только народец вокруг посмеивался над этим незадавшимся защитником, отчего тот чувствовал себя еще более глупо, чем было на самом деле. Охрана регента аккуратно оттеснила прибывших то ли налетчиков, то ли защитников от великого князя подальше попутно освобождая от оружия, но тут раздался топот и грохот — к складам начали подъезжать подводы и подтягиваться серьезные крепкие мужики, многие с кольями да дубинами в руках. Пётр понял, что утро перестает быть томным[1].

— Ничо, Ваше Императорское Величество! Это наши люди — развозка грузчики да охрана. Вот только, кадет в чём-то прав! Народ может подводы разграбить. Нам бы это… охрану усилить… Помогите, сейчас начнем муку развозить, к вечеру в магазинах хлеб появиться.

Пётр кивнул, потом развернулся к Келлеру.

— Надо выделить людей, генерал. И пускай пришлют грузовики — необходимо ускорить доставку.

— Будет сделано, Ваше императорское величество! — браво отрапортовал Брюс, развернулся и тут же стал отдавать приказы ординарцу, который быстро куда-то умчался. Казалось, что конфликт исчерпан. Ан нет, Грохот ломающихся льдин возвестил, что к месту события приближаются новые действующие лица. Действительно, по реке шёл ледокол, взламывая февральский лёд как тонкую скорлупку ореха, за ним буксир тянул две баржи в сцепке одна за другой. На кораблях развевались красные флаги, на баржах толпились группы матросов с красными бантами на форме.

(Ледокол «Волынец», построенный в Германии в 1914 году для России под именем «Царь Михаил Фёдорович», прослужил на Балтийском флоте до 1988 года)

— Ситуация на флоте не самая благостная. — пробурчал под нос граф Келлер.

Хорошо стали видно название ледокола «Царь Михаил Фёдорович», названный в честь самого первого царя из династии Романовых.

— Новейший ледокол послали, так хлебушку хотят! — пробурчал Бигаев, всматриваясь в приближающиеся неприятности. — А матросики-то все вооружены, правда, пулеметов не вижу, но винтовки почти у каждого.

Развернувшись к охране, он коротко скомандовал:

— К бою!

Всадники спешились, коневоды отвели коней за склады, от греха подальше. Пётр понимал, что он се час не имеет права отступить, показать хоть каплю трусости — это конец всему. Он слышал уже, что именно трусость его предшественника, Николая, стала причиной падения престижа института монархии в целом. К сожалению, одна паршивая овца всё стадо портит! Он спокойно стоял, не пригнувшись, рассматривая быстро идущие к пристани корабли и баржи. На носу ледокола стоял круглолицый молодой матрос, размахивающий бескозыркой. Как только ледокол подошел к пристани, он сбежал по перекинутым сходням на причал, махнул рукой и «Царь Михаил Фёдорович», выпустив клубы дыма из обеих труб прошел немного ниже по течению, давая возможность подтянуть к причалу баржи.

— Господа буржуи! Открывайте склады! Балтийскому флоту нужен хлеб!

Стоявший на пристани Батолин криво усмехнулся.

— И с какого ляда мы тебе калитку[2] откроем? — поинтересовался он.

— А с такого, что если не откроешь, морда буржуйская, то матросики, что на баржах идут тут всё вынесут сами. И некоторых, особо борзых — вперед ногами! Усёк?

— Уверен, товарисч матросик? — поинтересовался полковник Бигаев, намеренно искривив слово «товарищ».

— А чё эт у нас такое? Морда офицерская? Так вы бы, ваше благородие, как бы вам сказать, потухли и не отсвечивали! Моряки народ горячий. Пара десятков ваших подпевал на штыки быстро наколють. Это я сюда прибыл такой честный-благородный, даже оружия с собой не прихватил. «А мои дружки рассусоливать не будут!» —произнес матросик и лихо заломил бескозырку на затылок.

Вообще-то он был прав. Конвой регента не внушал сильного опасения, тем более что на баржах подходило под полсотни революционно настроенных морячков.

(Матросы-балтийцы — двигатель революции)

— Балтиец, представься. И на каком основании ты тут командовать решил? — поинтересовался генерал Татищев.

— Николай Ховрин[3] я, матрос с «Павла»[4], сюда отправлен по предписанию Центробалта. Вот мой мандат! — и матросик помахал перед носом генерала какой-то сомнительной белизны бумажкой, на которой, правда, красовалась печать ярко-красного цвета.

— Это какого такого Центра? — в разговор вступил регент. — Я что-то о таком военном формировании на флоте не слышал. Может быть вы слышали, ваше превосходительство?

Последнюю фразу Пётр произнёс, развернувшись к Келлеру. Матросик только усмехнулся в ответ:

— Вчера ночью созвали депутатов от всех служб и кораблей Балтфлота. Теперь мы командуем на Балтике! Царя нет! Свобода.

— Что-то вы, батенька, напутали, нет у нас свободы, делай что хочешь. Император Николай умер, на трон взошел его сын, Алексей Николаевич, регентом назначен великий князь Михаил Александрович. Или ты манифестов не читаешь? Неужто неграмотный?

— Э нет, ваши превосходительства. Мы всё читаем, всё знаем. Но хлеб заберем! Вот предписание Центробалта, подтвержденное комитетом Государственной думы.

Тут как раз к причалу подошла баржа и оттуда начали высаживаться матросики.

— А ну назад! Осади назад! — заорал Татищев и выстрелили из револьвера в воздух. Матросы быстро ощетинились стволами винтовок и револьверов, занимая позиции за малейшими укрытиями. Кто знает, как развивались бы события дальше, если бы не подъехавший грузовик с пластунами, которые тут же высыпали из него, прихватив с собой ручной пулемет Мадсена, который быстро установили на позиции. Теперь преимущество в огневой мощи стало за обороняющимися. По шуму и гаму среди матросиков стало ясно, что переть буром на пулемет да под винтовочный огонь охраны они желанием не горели. Окончательно точку в противостоянии поставило появление броневика, два пулемета Максима убедили революционную плавбратию, что самое лучшее, что они могут сделать — это убраться назад, в Кронштадт.