— Мужики, айда на троих, а? — мысли о непостижимо далёком будущем прервала невнятная речь командированного, который успел отлипнуть от стола и добраться до нас, перехватываясь, как ленивец или очень медленный гиббон, по спинкам стульев. На подбородке у него блестел маслом кусочек огурца, а в уголке рта торчала веточка укропу.

— А то сидите, как сычи, молча, да на банку свою пялитесь, ладно бы — с закусью, — продолжал «наводить мосты» Венец Творения, царь природы, человек разумный. По задумке.

Но тут гравитация, бессердечная, как всем известно, включилась в игру и придала истории динамику. Стул, стоявший между мной и Хранителем, на котором практически висел гражданин, внезапно встал на дыбы. Ну, ладно, не встал, а только попробовал. Но командированному хватило. Его закрутило вокруг своей оси, завернув спиралью мягкие ноги. А рука, резко ускорившись и пытаясь поймать что-то важное, например, точку опоры, метнулась змеёй к банке с Осиной внутри.

Как это получилось — я снова не понял, как и днём, в торговом центре, с тем кабаном, что хрюкал на мою Энджи. Да что — я, судя по глазам Сергия, он тоже не ожидал ничего похожего. Не говоря уж об остолбеневших официантах.

Но как бы там оно ни получилось — а вышло, как вышло. Моя рука оказалась на пути летевшей длани безнадежно падавшего туловища. И как-то ухитрилась прервать падёж командированных в отдельно взятом ресторане. Спасённый пытался сфокусировать зрение хотя бы на чём-то, но пока не мог. Почти литр водки внутри кому хочешь прицел собьёт. Сергий подхватил драгоценную банку и снова прижал к себе, став мгновенно похожим на скорбного умом: брови над очками, рот настежь, в руках — тара с говорящей древесиной.

А я, удивляя самого себя, обратился к туловищу Речью:

— Очнись, человече. Ступай спать. Утром купи подарки семье. И не пей в одиночку — примета плохая.

В процессе одностороннего общения, на которое ушло от силы секунд пять, лицо Хранителя вытянулось ещё сильнее. Стоило мыслям «замолчать», как командированный расплёл замысловатый крендель, в который свернуло его ноги земное притяжение, помноженное на алкоголь, и даже притопнул, будто завершил по-уставному команду «Стой! Раз-два». И, пробормотав неожиданно внятным, хоть и подсевшим, голосом: «Прошу извинить, господа», отправился к выходу из ресторана без ожидаемых рысканья, крена и тангажа. Мимо замерших официантов. Позволив себе обернуться на наш столик лишь единожды, уже у барной стойки, с видом человека, столкнувшегося с непознанным. Сильно, до звона, столкнувшегося.

— Ты, Ось, начни уже учить его, что ли, — пробормотал Сергий, ставя банку ближе к центру стола, предварительно осмотревшись с подозрением вокруг на предмет новых источников угрозы. Которых не было.

— Да, это от души. Замечательно. Достойно восхищения, — отреагировал наконец-то Ося после неожиданно длинной паузы. И снова, кажется, фразой из какого-то старого фильма. Где тоже хватало необъяснимого.

— Коньячишко-то, признаться, был так себе, но всё равно жалко, — дед с тоской смотрел на бутылку, где оставалось от силы на пару глотков. И, кажется, стремительно приходил в себя, продолжая привычно бубнить. — Не Странник, а спецмедвытрезвитель какой-то. Холодная при жандармерии. Ромберг недоделанный.

— Кто? — решил уточнить я зачем-то.

— Еврей один из неметчины, коновал от терапии, профессор Берлинского университета. Его в вытрезвителях каждый знает и поминает незлым тихим словом, если говорить ещё в силах. Придумал, гад такой, как без подручных средств выпимших выявлять, — с неожиданным энтузиазмом пояснил Сергий. Видимо, что-то личное у него было к этому доктору.

— Прав ты, Серый, надо бы ускорить нам обучение Аспида, — задумчиво подтвердило Древо тем самым тоном умудрённого опытом земского врача.

— Вот и я об том, Ось! Никакого ж коньяку не напасёшься, если он вот так будет дальше выступать! — согласился Хранитель. Видимо, даже «так себе коньячишко» было жалко.

— Да ничего мне не жалко! Хоть на пол его лей — мне-то что? — неубедительно отверг он невысказанное предположение, наливая себе. — Всё равно его надо не этим сыром пластмассовым, и не овощью этой закусывать. Вот, помню, Мага в гости заезжал — дербентского привозил. Вот тот — вещь был, конечно, никакого сравнения. А закусывать надо абрикосом! Это непременно. Ничего лучше и быть не может. Вот только про абрикосы мнения разнились: Мага клялся, что нужен только и именно их шалах, а с одним армянином, говорил, они чуть за бороды друг друга не взяли. Тот его всё уверял, что коньяк хороший только в Армении делать умеют, и абрикосы должны быть белые, ананасные, сорта «еревани» непременно.

— Всяк сверчок свой шесток хвалит, — слегка отстранённо заметил Ося.

— Ну да, и в каждой избушке — свои погремушки, — согласился я.

— Ты, Аспид, с вашей точки зрения правильно всё сделал. И человека от падения удержал, и помог незнакомому, хоть и не просили. Но это у вас, двуногих, в природе, конечно — лезть вечно, куда не просят. А вдруг у него печаль какая неизбывная? Беда в семье? А друзей нету близких. Вот и заливал он пожар вдали от дома, чтоб слабость свою никому не показывать. А теперь что? Собутыльников искать? В Твери? На вокзале?