И друзья не нужны. Как можно дружить с этими тупыми отбросами? Которые только и делают, что прячут под подушкой тайком добытые журналы с голыми женщинами. Унизительная мерзость. И вот с этим нужно дружить? Да Штайнер лучше себя велосипедом переедет, чем заговорит с кем-то вроде них.

И девочки тоже мерзкие. Глупые, как и все остальные. Нейт с усмешкой повторял сам себе, что ни за что не женится. Вырастет, и будет гениальным ученым. Будет… гениальные вещи делать. Построит вечный двигатель, или изобретет оружие массового поражения.

Вновь под ногами скрипели ступени. Мальчик быстро прошел по коридору. Залетел в комнату, поднял глаза на сидящую в одеяле четырехлетнюю девочку, и неловко улыбнулся.

— Куклы! — Голубые глаза на её лице становились все больше.

— Да. — Штайнер кивнул. — Я же сказал, что принесу. Раз я сказал, значит, так и будет. — Он подошел ближе, присел рядом. Хотел, было, протянуть куклу, но Эмма тут же потянулась обниматься.

— Нейт… — Тихо бубнила она, зарываясь мокрым носом в его футболку. — Нейт, я тебя люблю.

Он медленно раскрыл глаза. По спине поползли мурашки, мальчик медленно кивнул, и погладил малышку по голове.

Теплая. Согрелась.

Люди — биомусор.

И все же так приятно, когда кто-то обнимает. Как приятно слышать «я люблю», искренне, от всего сердца. Настолько приятно, что становилось стыдно. Ему, вроде как, не нужна семья. Родители, или друзья. Не нужна, он сам так сказал. Но, может… Эмма. Чуть-чуть. Все равно пропадет без него.

* * * 14 лет назад

Молодые ростки множества личностей беспощадно перемалывают гигантские жернова нашего существования. Мира. Выступы на этих жерновах — наши семья, друзья, школы и институты. Этот пресс давит из ростков муку, и выпекает, затем, социально приемлемую обертку. Выпекает «пирожок», внутри которого продолжают жить страхи. Деструктивные, больные желания, мерзкие влечения. Все тягостное и стыдное.

Любите пирожки?

Стоит попробовать надкусить один. С чем он будет? Может, с клубникой, которая нравится. Может, со сгущенкой, которая нравится еще больше. Может, с облепихой или клюквой, которая не нравится, но нравится кому-то еще.

А, может, с гвоздями.

Но не высокомерно ли сравнивать людей с выпечкой?

Нейт думал — нет. Именно такого определения люди и заслуживали. Аморфного, вещевого, безликого. Пирожки деперсонализованы. Они все одинаковой формы, размера, пахнут примерно одинаково… одинаково отталкивающе, потому что Штайнер, по иронии, выпечку недолюбливал. Из всех сладостей он с удовольствием ел только фрукты и шоколад, сладкое тесто его совсем не прельщало. Казалось через чур сухим, пресно-приторным, и оставляло в животе ощущение, словно поел и не поел одновременно.

А, вот, Эмма пирожки любила. Очень, просто обожала, особенно с вареной сгущенкой из слоеного теста. А еще с маком, малиной, и лимоном. Нейт всегда с мягкой, снисходительной улыбкой смотрел, как она их жевала. Сперва свою, потом его, а потом… чью-нибудь еще, если Штайнеру везло встретить сверстника в коридоре. Зачем другим детям сладости? Нужно уметь делиться, если рядом инвалид. Нужно. Необходимо.

…или молочных зубов можно лишиться раньше, чем то предполагала природа.

Эмма хочет булочку, значит, она её получит. Хотелось показать, что кому-кому, а ему она точно доверилась не зря. Что он несоизмеримо лучше всех тех, кто сейчас смеялся на заднем дворе. Умнее, сильнее, правильнее. Что Фастер не зря его любит.

Любит, Нейт искренне верил в это. В детском доме не принято говорить «я люблю», а Эмма… часто так говорила. Только ему.

Она красными глазами смотрела за оконное стекло, где другие дети гоняли обшарпанный старый мяч по бирюзовой траве. Парень внимательно следил за её зрачками, затем прищурился, и с порицанием спросил:

— Хочешь к ним?

— М? — Фастер отвлеклась от окна, и неловко опустила взгляд, словно её поймали за чем-то постыдным. — Н-нет.

— Если хочешь погулять, я тебя вынесу. Нужно тепло одеться, и… найти твои ботинки. Кто из ублюдков их спрятал? Пойму кто — душу вытрясу. — Штайнер лязгнул зубами, хотя тут же спохватился и улыбнулся. — Нормально все с ними будет. Но прощать такое нельзя.

Голос сломался. Иногда Эмма вздрагивала, когда его слышала, но, в целом, привыкла. Девочка сглотнула ком, затем отвернула лицо в сторону, и закашлялась. Явно не хотела показывать, что кашляет, но терпеть уже не было сил.

— Мы сходим с тобой на улицу, но не сегодня. — Нейт заметно напрягся. — Так и не прошел кашель. Тебе точно лучше?

— Да, я выздоровела. — Она стиснула зубы, уверенно кивнула.

— Нужно тебе температуру померить. — Парень с подозрением сузил глаза, затем медленно встал со скрипучего стула, и молча стал помогать девочке взбираться к нему на спину.