Его лицо становилось каким-то неловким и печальным. Время шло, а Фастер по-прежнему казалось ему ненамного тяжелее нескольких толстых энциклопедий. Судя по той таблице, которую Штайнер нашел в интернете, Эмма имела недобор веса, примерно, в девять килограмм. Критично. Очень, но воспитатели, казалось, не обращали на это никакого внимания. Отмахивались, и выдавали нечто, в духе: «ну, конституция у каждого своя». «А что? Мышцы не работают, вот и не весят».

Бесило. Она не заслуживала такого отношения. Мягкая, умная, добрая, послушная. Самый замечательный человек в целом мире, с которым, несмотря на возраст, было удивительно интересно говорить вечерами. Фастер всеми силами пыталась понимать, и вникать в то, что нравилось Нейту. Получалось. В свои восемь лет девочка могла объяснить закон всемирного тяготения, все законы Ньютона, законы Дальтона и Паскаля. Немногие взрослые могли этим похвастаться, а Эмма, пока плела пояс для любимой куклы, могла объяснить. Именно объяснить, а не зачитать наизусть зазубренное определение. И Штайнер приходил от этого в немыслимый восторг.

Он готовился. Через четыре года он либо попадает в список тех, кто силой своих стараний получает бесплатное место в университете, либо… пополняет ряды курьеров и грузчиков. Долго проживет Фастер на его зарплату курьера? Даже думать об этом было мерзко. Теперь Нейт жил не только для себя. Была цель оправдать надежды человека, который в нем нуждался.

Надежды человека, который его любит. Не просто так же?

Он медленно поднимался наверх, иногда за окнами слышались раскаты грома. Начинался дождь. Войдя в привычную комнату на три кровати, Штайнер улыбнулся и сказал:

— Ну все, слезай. Полежим, почитаем что-нибудь вслух, все равно дождь. Ты, помню, хотела про мостостроение, начнем как раз. Мне все равно сдавать это, а сроки смещаются только в одну сторону. — Улыбка становилась неловкой.

Она не ответила.

Маленькие, бледные ладони соскользнули с его плеч. Парень стал отпускать её ноги в старых серых штанах, которые до этого придерживал в коленях. Через секунду за его спиной послышался грохот.

Он резко обернулся. Глаза рефлекторно расширились, и в них застыл тяжелый, сумасводящий ужас. Фастер, словно кукла, лежала полу и не издавала никаких звуков. Только редкий, сдавленный хрип. Волосы раскидало по светлому ламинату, зрачки закатились под приоткрытые верхние веки. Все вокруг внезапно побледнело, а по спине пополз холод. О стекло ударялись капли дождя.

Штайнер ринулся к лежащему на полу телу. Его знобило, и всегда горячие руки в одночасье похолодели. Большим пальцем он искал на детском запястье пульс, а когда нашел — тяжело выдохнул. Начал остервенело рыться в кармане черных джинсов в поисках телефона, вынул гаджет, и нервно от него отшатнулся.

Сети нет. Гроза.

Скорая не приедет, если её не вызвать. Парень поднял горячее тело, положил на кровать, и наспех накрыл одеялом, затем рывком вышел из комнаты. Никого. Темный коридор освещали периодические вспышки молний. Когда кто-то нужен — никого. Нейт резко ворвался в одно из помещений, где обычно отдыхали воспитательницы. Тучная женщина, сидящая в старом бежевом кресле, выронила на пол чашку с чаем, и та раскололась ровно на две половинки. Коричневая жидкость растекалась в лужу, впитывалась в серый ковер, и от неё шел едва заметный, ароматный пар.

— Штайнер. — Практически обреченно просипела она, вжимаясь всем весом в спинку кресла.

— Телефон. — Прорычал он. — Твой телефон, сейчас. Срочно вызывай скорую, Эмма до вечера может не дожить.

— Стой, что? — Воспитательница медленно поднимала брови. — То есть как? Объясни по порядку, что…

— Я тебе сейчас так объясню, что останешься без волос!! — Рявкнул Нейт, и тяжелая рука ударила стену возле её головы. — Если из-за твоей болтовни она умрет — я руки тебе сломаю. Ноги.

Женщина, с ужасом глядя в мутные от гнева глаза воспитанника, судорожно полезла в сумку. Белесые, от гнева и бессилия. Он походил на зомби, когда его бледное лицо искажала первобытная, чудовищная злоба.

— Ей плохо. — Сквозь зубы повторял он, словно на автомате. — Она не выздоровела. Ей плохо, ей стало хуже. Дышит с трудом. Эмма. — Зрачки скользили по комнате, биение сердца отдавалось в ушах, словно отбойный молоток. Волны гнева то и дело сменял ужас, но его тут же вновь накрывал гнев.

Он выхватил из рук воспитательницы телефон, и отшатнулся. Сети нет.

— Я поищу жаропонижающее… а вечером вызовем скорую. — Осторожно пролепетала женщина. — Я не знала, что все так плохо… но скорая не приедет сейчас, Нейтан. Гроза, мы просто не дозвонимся.

— Кому ты собралась его давать? — Одними губами спросил Штайнер. — Она без сознания. Машина. Есть у кого-нибудь здесь машина?!

— Откуда ей взяться? — Воспитательница нервно отодвинулась. — Как это без сознания?! Нужно найти нашатырный спирт, и... — Она собиралась встать. Новость воспитанника поднимала женщину с кресла, при чем так быстро, словно мягкая подушка под ней в одночасье нагрелась до двухсот градусов.

— Скотч. — С обезумевшим взглядом прошептал парень. — Найди мне скотч, сейчас. Или, я клянусь, я сломаю тебе руку. Занесешь его к Эмме в комнату, и проследишь за её состоянием, пока меня не будет. Услышала? — Он резко развернулся, и полубегом пошел прочь из комнаты. Воспитательница чувствовала, как дрожали её губы, однако, тут же спохватилась, вскочила, и побежала в маленький, вечно пустой лазарет.

Нейт не видел перед глазами ничего, словно их закрывала пелена. Туман. Не помнил, как сбивал с ног других детей, расталкивал всех в стороны и проклинал все, на чем стоял этот свет. Проклинал за несправедливость боли. Стальными руками Штайнер вышвыривал посуду из ящиков на местной кухне, стеклянные бутылочки, керамические тарелки. Они с грохотом разбивались, парень тут же наступал на них, и стекло хрустело под подошвами кроссовок.