— Полюбоваться нашим столпом хотите?

Коренной питерец, не иначе.

— По делу. В Зимний.

— Ну, его вам брать не придется, сам падет к вашим ногам, даже в таком сапоге. Ну давайте я хотя бы запишу ваш номер.

Он извлек из очередного кармана дорогой по виду золотистый смартфон.

Прыткий юноша.

— Я вам помогу с ремонтом амуниции, а вы мне потом вернете мою булавку. В "Шоколаднице" например, тут совсем рядом с Дворцовой.

— Я знаю. Я тут второй год. (и зачем разболтала, сорока?)

— Учитесь? Пиар или журналистика? (дьявол проницательный) Первый курс?

— Журналистика. Второй. В общем, я и иду по делу.

— Тогда да, подкатывать к Зимнему на мотоцикле было бы несолидно, — его теплые карие глаза смеялись, — так скажите ваш номер. Не хотите "Шоколадницу", можно "Хард-рок", но это уже вечером. Познакомлю вас с рокерами. Знавали Шевчука и Бутусова, между прочим. А кое-кто из олдов и Цоя с Науменко помнит.

Она, как загипнотизированная, продиктовала номер. Змей-искуситель удовлетворенно кивнул и сказал:

— Я позвоню часа в четыре, хорошо? Удачной работы, Даша. Звучит как "удачной охоты", да?

Надел шлем и одним движением завел мотоцикл. Секунда — и нет его, как призрака. Только сапог больше не просит бесстыдно каши.

Он позвонил в четыре двадцать две. Змей. Она уже устала надеяться. Дуреха. Романтическая идиотка в одном сапоге.

Потом он говорил, что все равно бы ее нашел. Даже наври она номер. Обыскал бы все журфаки города. Такие девушки бесследно не пропадают. И нашел бы. Уж упорства Данилу было не занимать. Мальчик-мажор. Байкер отмороженный.

Он купил ей шлем, почти рыцарский, но с прозрачным забралом, как у гонщиков формулы. В магазинчике его друзей она долго выбирала цвет и рисунок. Остановилась на белом с черно-серебряной пантерой.

Дикий кайф, обняв его сильный торс, прорезать потоки черно-серых машин, кометой проноситься по виадукам и мостам. Чао бомбино, пока, дурачье!

Шлем остался в его гараже.

Теперь она стала бояться мотоциклов. Просто физически трясло при виде согнутой фигуры над парой колес, ничего не могла поделать.

Ты придешь ко мне ровно в полночь, разбудишь мой спящий звонок.

Ты скажешь мне: "Какая чудесная ночь! " Я отвечу: "Да, но я одинок".

И я заварю тебе свежий чай и достану из бара вино

И выключу свой телевизор, не успев досмотреть кино.

Они сидели в ее квартирке на Васильевском, "уединенный домик, какой заслужили", шутил Данил. Пили Твиши, настоящее, тбилисское, ему привозили друзья, и он обнимал ее, напевая Науменко. Еще один, улетевший в небо слишком рано. Что он ощутил в последнем полете? Что ты ощутил в последнем полете, Данька?

Твоя плоть — как хлеб, твоя кровь — как вино

И листки твоих писем — как жесть,

Твои сны — как молитвы, глаза — как стекло

И твои оскорбленья — как лесть, но…

Продать душу дьяволу за его? Ни минуты не задумываясь. И он бы сделал для нее то же. Какого дьявола дьявол бродит только по книжным страницам и кинокадрам? Где ты, черт тебя возьми, когда так нужен, Воланд? И гори оно адским огнем, блаженное посмертие, с рукописями вместе. Если за него надо платить вечной разлукой.

Солнечный летний день может стать черным. Это правда.

Несправедливо, может, так думать, но те, от кого любимые уходят постепенно, от болезней или даже алкоголя-наркоты, им больно, конечно, но душа успевает притерпеться к этой боли, смириться с потерей, может, еще неосознанно, но явственно понять — все, финита.

А когда уже куплены билеты, и через неделю из Пулково в аэропорт Шота Руставели. В небеса и обратно, бизнес-классом. Имеют они право, в конце концов? И вещи почти собраны, только уложить в синий дорожный чемодан на колесах. Ручку чемодана Данька, конечно, у нее отберет. Покатит рядом, играючи, сам с рюкзаком за спиной, привык в своих путешествиях. И фонарик с мультитулом у него с собой. Все свое ношу с собой, да, Даш? Его улыбка как проблеск молнии.

Раньше она боялась звонков с незнакомых номеров. Глупо. До того как познакомилась с Данилом. Потом, с ним, словно разучилась бояться чего-либо вовсе. За него? Но с ними ничего не может случиться. Они неуязвимы. Их закрывает невидимая броня, пока они вместе. Два Дэ. И друзья скоро стали их так называть.

Ей позвонила Маринка. Та самая, зулусская королева.

Странным сухим голосом сказала:

— Даш, ты… слышала про Данила?

— Он что-то отчебучил? — она еще пошутить хотела, но уже сжалась внутри холодная пружинка.