Лешка подумал и кивнул. Ему стало интересно в какую игру его завлекают.

— А, вот еще! — Баранов высыпал на столешницу два десятка патронов. — Это к твоему новому шпалеру, я среди своих запасов нашел. У меня такой же пистолет был, я его подарил, а патроны остались. А теперь иди, отдыхай, заслужил! И никому о нашем разговоре. Коня вон, себе подбери, скажи, что я распорядился. Мы много взяли с боя.

Алексей кивнул, взял вещи и вышел. Думал что у затеи с монетами будет еще какое-то продолжение, но его так и не дождался.

В отделении красноармейцы крутили в руках новенький маузер Кости, а он сам рассказывал, как одолели басмачей.

— Он в меня бах!!! А я в него бабах! Вижу — свалил, прямо в глаз дал, кинулся Лексе помогать, а там уже смотрю, тот его хуяк и нет второго! Вот как-то так и получилось…

— Хуяк, бах, бабах… — засмеялся отделенный. — Пацанва, ети его в дышло. А теперь дуйте к фелшару, пусть замажет царапины, а то гнить начнете. Марш-марш…

Уже по дороге к медику, Костя насупился и сухо сказал:

— Мне Баранов сказал, что ты ему сообщил. Ну… о том, что мы…

Алексей его оборвал:

— О закопанных деньгах?

Костя остановился и посмотрел на Лешку:

— Да. О деньгах. А откуда ты знаешь?

— Знаю. И что? Мне про тебя, то же самое говорил.

— Значит, проверял? — ахнул Костя. — Вот же сука…

— А ты подумал, что я соврал про тебя?

— Нет, но… конечно нет… — Костя заметно смутился. — Ты не подумай. Вот же хитрый какой, сука пархатая…

Леша пожал плечами, хотел спросить: не дал ли комиссар Костику монеты, но почему-то передумал.

— Да пусть его! — Костя махнул рукой. — Главное вот, маузер вернул! Эх, я с ним дам врагам! И тебе вернули? Не маузер, но тоже неплохой пистоль…

Лешка не ответил, молча развернулся и пошел в лазарет. Костя быстро перестал болтать и поплелся за ним.

Обрабатывала рану Алешке Гуля. В белом халатике и косынке, вся такая серьезная, только глаза сверкали веселыми лучиками. Лешка сидел, героически терпел и просто смотрел на нее, понимая, что полностью счастливый.

А потом собрался с духом, вложил ей монеты в ладошку и шепнул:

— Это тебе, на обзаведенье. Скоро нас переведут в Коканд, там обновки на рынке и справим. Негоже вот так, без сменки. И вообще, тебе много чего надо. Но не переживай, все справим.

— Лешенька… — Гуля посмотрела на него широко раскрытыми глазами. — Мне? Ты — мне? Значит ты меня… — она запнулась и воскликнула. — Но у меня все есть! Часть своего принесла, а часть мне тетя Таня перешивает из своих вещей…

— И не думай! — твердо заявил Лекса и закрыл ладошку с золотыми монетами. — Все у тебя будет! Я тебе нашто? Вот и справим обновки!

И тогда его Гуля неумело ткнула губами в скулу, словно клюнула и тут же зарделась. Лешка так и не решился поцеловать ее в ответ, а потом пришла Татьяна Владимировна, проверила перевязку и погнала Лексу из санпункта.

Сразу после этого он пошел осматривать коней взятых в бою. Прошелся вдоль коновязей и остановился возле очень красивого, черного как смоль молодого жеребца, с маленькой белой звездочкой на лбу.

Жеребец прянул, бешено фыркнул, закосил взглядом и забил ногами.

Лекса не шевельнулся и не отвел взгляда, затем шагнул вперед, по-хозяйски огладил жеребца по морде и повелительно сказал.

— Теперь тебя зовут Черкес, а завтра поутру к хозяину будешь привыкать.

А потом улыбнулся и добавил обращаясь сам к себе.

— Вот теперь справный казак, все при мне: шашка, конь и баба…

И поутру объездил Черкеса, но сразу после этого свалился в дикой горячке: сказалось пренебрежительное отношение к ранам и нервное напряжение.

А пришел в себя только через неделю…

Глава 7

Лешка видел войну. Страшную, кровавую, но совсем другую. Огромные бронированные машины, рои маленьких, похожих на механических птиц летательных аппаратов, солдаты в незнакомой форме с незнакомым оружием в руках, в странных доспехах и касках…

Смерть, боль, кровь и дикое желание умереть…

Лекса дернулся и…

Пришел в себя…

Уже все вспомнив…

Яркое солнце ударило в глаза, Лешка закрылся локтем, переждал и повел недоуменным взглядом вокруг, словно видел этот мир в первый раз.

Скрипит колесами телега, медленно проплывает мимо абрикосовый сад, журчит арык, в иссиня-голубом небе водят стремительную чехарду ласточки. Пахнет лошадиным потом, дегтем, пылью, ледяной водой и абрикосами…

— Лекса, милый!!! — на Алешку налетел бешеный вихрь и опрокинул обратно на попону. — Проснулся, азизим, проснулся!.. — Гуля взахлеб плакала, одновременно теребя и прижимаясь к нему.