Машинально он привлек девушку к себе и тихо поинтересовался:

— Что значит азизим?

— Потом скажу… — Гуля застеснялась и спрятала лицо на плече Лешки. — Рано пока еще…

— Рано так рано, — покладисто согласился Алексей.

— Я искупаться хочу, проводишь и посторожишь меня? — Гуля едва заметно улыбнулась.

— Почему нет… — охотно согласился Алешка. — Да и самому не мешает сполоснуться… — он спохватился и добавил: — Но после тебя.

Чтобы не выдавать свое внутреннее состояние пожившего и повидавшего многое мужика.

Но Гулю это никак не насторожило.

— Закрой глаза… — Гуля одним движением сбросила платье и, жалобно попискивая, стала входить в ледяную воду.

Лешка, конечно, даже не подумал закрывать глаза, но почти сразу отвел глаза от точеной изящной фигурки — слишком многое предстояло обдумать.

И самое главное, как остаться для окружающих пятнадцатилетним пацаном. Разительная перемена могла сильно броситься в глаза.

— Охо-хо… — страдальчески прошептал Лешка. — Трудновато придется. Все вокруг другое. Ну да ладно, вспомню свое настоящее пацанство. Да и повадки прежние при теле пацана остались. Ну а что дальше? Хотя я с этим уже решил. Воевать, конечно, тем более, умирать после первой смерти не страшно. А воевать я умею, даже люблю, как бы странно это не звучало

— Иди ко мне… — тихо позвала Гуля.

Лекса быстро сбросил все с себя и ступил в ледяную воду Сырдарьи. Вода обожгла, а потом обожгло горячее тело девушки.

Никакого сексуального подтекста не было, они просто прижимали друг друга к себе, словно величайшую драгоценность на свете, до тех самых пор, пока окончательно не заледенели.

А потом, лежали возле костерка под кошмой. Гуля тихонечко сопела у него на плече, а Лешка чувствовал себе абсолютно счастливым. Раньше удавалось видеться только мельком, Татьяна Владимировна категорично блюла нравственность подопечной, но сейчас никто не мешал им.

Гуля крепко заснула, а Лешка все продолжал думать, как дальше жить.

'Если не выдам себя, все должно получиться… — рассуждал он. — С ассимиляцией поможет остаточные навыки прошлого владельца тела. А дальше… дальше буду стараться принести пользу. Нынешняя военная наука по сравнению с будущим находится в зачаточном состоянии. А я очень много знаю и умею. Вот только с претворением этих знаний и умений большие проблемы. Кто послушает мальчишку? Правильно — никто. А значит, надо постараться выбиться в того, кого послушают. В общем, все как всегда: служи по уставу, завоюешь честь и славу. Тем более, начало положено. Опять же, судя по всему, комиссар хренов, положил на меня глаз. И совсем не зря: как говорится, короля делает его свита. А комиссар это прекрасно понимает. И планирует сам выбиться на первые роли. С помощью, таких как я. Так что теперь остается только не подвести ни его, ни самого себя, а дальше посмотрим.

От костерка донесся едва слышный разговор.

— Домой хочу… — бормотал Федотка. — Дома хорошо!!! Соскучился по мирной работе. Во снах вижу, как снова за станок становлюсь.

— А я не хочу домой, — с хорошо заметной злостью ответил ему Модя. — Нечего мне там делать.

— Что так? — опешил Федот. — Все же хорошо, жить только начинаем. Вона, мои братья меньшие учиться пошли. А батя сам бригадиром стал. Раньше совсем по-другому было.

— Был я дома… — Модя сплюнул в костер. — Ничего там уже нет. Поначалу комунну организовали. Руководить им выбрали Ваську Земцова, из самой голытьбы. Верней не выбрали, а поставили приезжие из района. На словах сволочь гладко стелил, отец сам скотину к ним отвел, поверил. И что? В первую же зиму вся скотина передохла, потому что кормов не заготовили. И что оставалось — продразверстка забрала. Люди с трудом выжили, но далеко не все. И разбрелись кто куда. Нет деревни, пусто там…

— Ну и дела… — охнул Федотка. — Видать полного дурня выбрали начальником.

— Самого дурня, — Модя опять сплюнул. — Но правильного происхождения. А на то, что он голытьба, от того, что дурень и пропойца, никто не посмотрел. Вот так-то. Поэтому я уж лучше служить останусь. Потому что в армии таких дураков меньше…

— А ну рты закрыли! — прикрикнул комотд. — На пост вам скоро. Увижу, что спите, выдеру сам нагайкой.

Разговор сразу затих. Лешка согласился с Модестом и тоже задремал, а проснулся от того, что услышал какую-то едва слышную возню.

Приоткрыл глаза и неожиданно увидел, как две едва различимые в темноте фигуры тащат какой-то длинный сверток. И этот сверток, почему-то дергался и приглушенно мычал. Следом за ними в кусты еще двое потащили второй сверток…

Мозги кольнула опасность, своим не от кого таиться и нечего тащить, значит — чужие. А чужие здесь — только враги.

Ладонь обхватил рубчатую рукоятку браунинга, Лешка напряг ноги, рывком выметнулся из-под кошмы и налета врезал рукояткой по голове одному из неизвестных, а второго пнул ногой.

И тут же в него врезался кто-то тяжелый и огромный, сбил с ног и навалился сверху, пытаясь зажать рот.

Лекса двинул его локтем в голову, раз, второй, третий, но ничего не помогало, толстяк словно не чувствовал ударов.

Леха изловчился, вывернул руку и дважды пальнул неизвестному в бок. Туша глухо всхрюкнула и обмякла.

Рядом раздался шум драки, хлестнул винтовочный выстрел, а потом сразу второй. К тому времени, как Алешка сбросил с себя смердевшего застарелым потом неизвестного, все уже было закончено.