Мария подавилась хихиканьем — странный робкий звук.

— Моя мама хотела полную фотосессию, но я настояла, чтобы мы сделали только пару снимков здесь, так что это не займет много времени.

Я хмыкнул, не сводя глаз с ее напряженных сосков, которые давили на ткань, требуя моего прикосновения. Я не знал, какие у нее планы на нашу первую ночь в качестве мужа и жены, но в своих я не сомневался. Я буду в ней к концу ночи, в этом я был уверен.

***

Мы сделали несколько фотографий — конечно, после того, как я убедил свой член успокоиться. Затем мы сбежали под дождем из лепестков роз к ожидающему нас Rolls Royce Phantom, который я одолжил у друга. У меня не хватило предусмотрительности выбрать что-то со стеклом для шофера, что означало, что наша короткая поездка будет соответствовать требованиям G. Я не любил устраивать шоу. Я был слишком собственником, чтобы позволить другим мужчинам получать удовольствие от моей женщины. Ее задыхающиеся стоны должны были принадлежать только мне, а не какому-нибудь водителю, который будет использовать их для получения удовольствия.

Мы использовали поездку, чтобы обсудить некоторые детали приема, поскольку я полностью работал с ее матерью над планированием. Я полагал, что ее мать держит ее в курсе всех событий, но, учитывая вопросы, которые она задавала, я начал сомневаться, что это так.

Какое странное создание. Я не знал ни одной женщины, которая бы подошла к дню свадьбы, не имея ни малейшего представления о том, что происходит — выходит ли она замуж за своего возлюбленного с детства или за человека, которого никогда не видела. Женщины жили ради свадьбы, но не Мария. Она была ловушкой для мух Венеры, изощренной и смертоносной, в то время как другие женщины были прекрасными розовыми цветами простой садовой розы. Может, она и сложная, но в Марии Дженовезе — нет, в Марии Де Лука — не было ничего скучного.

Первобытное существо внутри меня мурлыкало и терлось о свою клетку при упоминании моей фамилии, связанной с ее именем.

Да, я был в полной жопе.

Следующие пять часов я был не больше, чем ребенок, убивающий время, прежде чем ему разрешат разорвать свои подарки. Мария играла идеальную румяную новобрачную, приветствуя гостей и сияя от счастья, которое, как я знал, было показухой. Она поклялась мне, что сможет сыграть эту роль, и я был настроен скептически, но, черт возьми, она доказала, что я не прав.

Я представил ее своему брату Гейбу и его жене Мие. Эти две женщины, как оказалось, неплохо ладили, но Миа была из тех людей, которые ладят со всеми. Нона, с другой стороны, не была такой. Однако на приеме она вела себя наилучшим образом, в основном причитая о том, что ее Тито растет, и осыпая мои щеки нежелательными влажными поцелуями.

Я относился к вечеру как к огромному списку дел, отмечая пункты по мере того, как мы переходили от одного к другому.

Приветственная процессия. Есть.

Тосты. Есть.

Ужин. Есть.

Разрезание торта. Есть.

У нас был танцпол с диджеем, и это была единственная сносная часть свадебного цирка. Мы начали танцы с чувственного первого танца под знойную версию песни Элвиса Пресли Can't Help Falling in Love, исполненную молодой женщиной. Я хотел спросить, выбрала ли она или ее мать эту песню, но это показалось мне навязчивым, хотя теперь она была моей женой.

Моей женой.

Я хотел, чтобы каждый мужчина видел Марию в моих руках и чувствовал предупреждение в моей позе — эта женщина моя. Навредишь ей — навредишь мне.

После традиционных первых танцев я был ошеломлен, увидев, как Мария танцует со своими сестрами и кузинами. Она выпила несколько бокалов шампанского, что, должно быть, помогло, но я не думал, что она будет танцевать на танцплощадке. Не то чтобы у нее не было навыков. Ее занятия боевыми искусствами отточили ее тело и придали грациозность ее движениям.

Когда-нибудь она будет танцевать для меня наедине.

Когда пришло время бросать букет, букет поймала ее двоюродная сестра, Джада, тут же бросив лукавый взгляд на мужчин в зале. Она была адским пламенем и головной болью, ожидающей своего часа. Я пожелал бедняге, попавшему в ее лапы, скорейшей кончины.

Далее было снятие подвязок. Вот это была традиция, которую я мог поддержать.

На танцполе поставили стул, и когда Мария уселась, она медленно, по одному сантиметру приподняла одну сторону юбки, обнажая черные шпильки с красной подошвой и шелковистые подтянутые ноги. Мужчины орали и аплодировали, но когда обнажилось ее бедро, открывая всем прекрасный вид на голубой клинок, пристегнутый к бедру, с подвязкой, толпа пришла в неописуемый восторг.

Она подняла на меня глаза, в ее взгляде читался вызов.

Я присел, взяв в руки ее изящную лодыжку, а затем медленно провел ими по всей длине ее ноги. Пульс Марии заплясал и затрепетал, когда я вынул нож из ножен и разрезал хрупкую кружевную подвязку. Я держал его на виду, но не отрывал взгляда от ее глаз.

— Сегодня ты наденешь нож, туфли и больше ничего, — сказал я достаточно тихо, чтобы слышала только она.

Ее язык высунулся, чтобы облизать губы, но она не выразила особого протеста или согласия.

Я опустил ее платье обратно, сохранив упаковку своего подарка, чтобы разорвать ее позже, когда мы останемся одни.