Умудряясь держать себя в руках с большей дисциплиной, чем сексоголик в борделе, я взял себя в руки как раз вовремя, чтобы принять руку Марии от ее отца. Обычно непостижимый взгляд Энцо горел невысказанным предупреждением. Это был ненужный жест. Я не планировал плохо обращаться с Марией — по крайней мере, так, чтобы ей это не понравилось. Если, конечно, она мне позволит. Интуиция подсказывала, что она — спелый персик, который так и просится, чтобы его сорвали, но скоро мы это увидим.

Традиционная католическая церемония длилась чуть меньше часа, что могло бы показаться вечностью, если бы мои мысли не метались все это время. Когда священник объявил нас мужем и женой, это почти застало меня врасплох.

Мы повернулись друг к другу, и весь остальной мир перестал существовать. Я обхватил одной рукой ее тонкую талию, а другой — гладкую шею и стремительно притянул ее к себе, чтобы поцеловать. Ее глаза расширились, но она быстро смягчилась от моих прикосновений.

Я начал терять себя в ее вкусе и осознании того, что она моя... пока кто-то не прочистил горло.

— Ты можешь поцеловать невесту, — укорил священник, указывая на то, что он еще не дошел до этой части.

Да пошел он. К черту церемонию и гостей.

Мария была моей, и я был готов насладиться своим выигрышем.

Я начал второй раунд, но Мария прикусила мою губу, и на ее лице появилась вздорная ухмылка, когда я отступил.

— Ты заплатишь за это, — пробормотал я.

— Сначала тебе придется поймать меня.

Кто, черт возьми, была эта женщина, с которой я шутил и терял рассудок посреди церкви? Она была самым пьянящим вином, топившим мои чувства в своем пьянящем аромате, пока я не перестал быть самим собой. Наши ароматы и текстуры смешались, пока мы оба не стали неузнаваемы в новой смеси, которую мы создали. И со словами священника, проживающего в Сент-Эндрюс, двое стали одним целым, и этого уже нельзя было отменить.

Теперь Мария была моей женой.

После нескольких последних слов священника толпа разразилась аплодисментами, и мы направились в заднюю часть часовни. Я повел свою жену за угол к закрытому кабинету, чтобы мы могли побыть наедине. Ее юбка развевалась, когда она спешила за мной, ее рука была зажата в моей.

— Помедленнее, Де Лука. Я не совсем в форме для бега, — шепотом прикрикнула она на меня.

Я рассердился из-за того, что она назвала мою фамилию. Я думал, что мы уже прошли через это.

Я оставил без внимания ее комментарий и свое раздражение, слишком зациклившись на том, чтобы она была рядом, чтобы беспокоиться о чем-то еще. Как только гора ткани скрылась в дверном проеме, я захлопнул дверь и прижал ее к себе, наслаждаясь ее полными губами и ледяным взглядом.

— Ты самая чертовски сексуальная женщина, которую я когда-либо видел. — Если бы мой голос стал более гортанным, я бы рисковал быть принятым за неандертальца. Вот что она сделала со мной, затуманив мой мозг до самых основных инстинктов.

Завоевывать. Трахать. Защищать.

Я опустил лицо, вдыхая ее цветочный аромат. Запах дождя, малины и бескомпромиссной независимости.

— Фотограф будет ждать. — Ее голос метался где-то между рассеянностью и цветущим голодом.

— Мне просто нужно было попробовать еще раз. — Я лизнул ее шею.

Ее голова откинулась назад, упираясь в деревянную дверь, и дрожащий вздох вырвался из ее приоткрытых губ. Приглашение, которое я только мог ожидать. Моя рука поднялась от ее талии к атласному лифу и прижалась к ее груди. Ткань была на подкладке, но не сильно. Я почувствовал, как ее сосок запульсировал от моего прикосновения, и я готов был поставить деньги на то, что под ним не было лифчика.

Черт. Мысленный образ ее обнаженной под этим платьем был просто восхитительной пыткой.

Я схватил ее руку и накрыл ею свой член. — Ты видишь, что ты делаешь со мной? Когда я смотрел, как ты идешь к алтарю, я твердел в штанах, как пятнадцатилетний ребенок.

— Значит, ты одобряешь красный цвет?

— Одобряю? Блядь. Это мой новый любимый цвет. Я могу сжечь весь твой гардероб и заставить тебя носить только красное. — Я провел зубами по мочке ее уха, по линии челюсти, затем захватил ее губы.

Ее рука вцепилась в мои волосы, но я не мог понять, толкает она или тянет. В любом случае, это не имело значения. Я был именно там, где хотел быть, и ничто, кроме пули, не могло сдвинуть меня с места.

Тук-тук. — Мистер и миссис Де Лука? Готовы ли вы сделать несколько фотографий в церкви?

Пуля или фотограф.

Господи Иисусе. Неужели она умрет, если даст нам пять гребаных минут наедине?

Я застонал в рот Марии, медленно отстраняясь и поправляя штаны.