Шрифт:
Из всех подняться удалось только «Ниве», остальные развернулись и поехали восвояси, но это геройство водителей отняло у нас еще полчаса. Когда подошла наша очередь, сзади собралось пять машин.
— Вы сможете, — ободрил я сосредоточенного отчима. — Только разогнаться надо.
Василий Алексеевич кивнул, отъехал подальше и выжал газ. Первая передача. Вторая. Третья. Мы влетели на холм на скорости 60 км/ч и преодолели его без труда, вдохновив на подвиги оставшихся внизу. Отчим сразу порозовел и преисполнился гордостью.
— Мастерство не пропьешь, — пробурчал он, развернул конфету и отправил в рот.
К бабушке мы приехали ровно в три дня. Завидев нас, шатающийся по двору Андрюша-наркоман юркнул в летнюю кухню. Наверное, он не рассчитывал задерживаться в Васильевке надолго, а наше опоздание не дало поздравить бабушку и сбежать домой.
Ты-то мне и нужен! Пока Василий Алексеевич парковался напротив ворот в гараж, я вылез из машины и направился на кухню, где отсиживался ненавидящий меня Андрюша. На гнилушек внушение не действует, как и на людей с сильной волей. Но двоюродный братец употребляет наркотики, скорее всего, тяжелые, значит, его сознание разрушено, и есть надежда, что он поддастся.
Утром все спали, и в деревне царила тишина, были слышны даже капли, срывающиеся с сосулек, и звон далеких синиц, теперь же все проснулись, и отовсюду летел грохот музыки. В доме тоже бахала русская попса, доносился звонкий голос вокалистки. Ненадолго накатило ощущение, что я чужой на этом празднике жизни, но я быстро его отогнал, кивнул открывшему калитку Василию и вошел в летнюю кухню, где на диванчике развалился Андрей с «Тетрисом». Увидев меня, он напрягся, убрал игрушку, в его глазах блеснул гнев, быстро сменился страхом.
— Привет. — Я развернул стул, оседлал его и уселся напротив. — Как дела?
Пахнуло падалью, но не как от других гнилушек: запах был слабее и будто бы смешивался с вонью жженой резины.
Сморщив нос, Андрюша некстати вспомнил испорченный кофе:
— Извини за кофе, бес попутал. Но бабла нет. — Он развел руками. — Возместить нечем.
— Честно ответишь? — спросил я.
— Попытаюсь. — Андрюша заерзал, не понимая, о чем речь, насторожился и подобрался. — Чё тебе?
— Ты ширяешься?
Братец закатил глаза, как Наташка.
— И ты туда же. Как же вы за-дра-ли!
Ну а на что я рассчитывал? На честный ответ? Нездоровая худоба, дерганые движения, желтоватая кожа, синяки под глазами, воспаленные десны — признаки того, что он торчит не один месяц. Андрюша и раньше был мерзким типом, а теперь им движет лишь страсть к новой дозе. Взывать к совести, просить подумать о близких бесполезно, потому что в его мире остались двое: он и доза. Исключительно из уважения к бабушке я посмотрел на него в упор — Андрюша набычился, вскинул подбородок — и проговорил, подавляя рвотный позыв от смрада:
— Слушай меня. С завтрашнего дня даже мысль о дозе вызовет у тебя отвращение. Ты навсегда забудешь о наркотиках.
Андрюшу перекосило, он оскалился, будто из него исходил бес, как в фильме про экзорцистов, вскочил и заорал:
— Да пошел ты на…! Все вы пошли!
Он дернулся навстречу мне, но будто бы натолкнулся на невидимую преграду, отшатнулся, упал на диван и часто заполошно задышал. Подействовало? На всякий случай я закрепил эффект:
— Никаких наркотиков! Покаяться перед матерью, и в наркодиспансер под капельницу!
— Пошел ты! — прошипел Андрей, как бессильное издыхающее животное.
Буду надеяться, что подействовало. Если так, это лучший подарок на бабушкин день рождения, пусть и незримый.
— Андрей! Павел! — позвала она с порога. — Идемте за стол, мы вас ждем.
— Идем! — отозвался я и вылетел из кухни.
Андрей пришел позже, когда все уселись за стол, и дед говорил тост румяной помолодевшей бабушке, одетой в платье горчичного цвета и завившей рыже-коричневые волосы. Зыркнув на меня, братец он устроился на углу рядом с тетей Ирой и принялся без аппетита есть.
Тосты сыпались один за другим. Каждый стремился сказать, как он любит бабушку, какая она у нас отважная, умная, находчивая. Когда очередь дошла до меня, я встал и сказал:
— Дорогая моя любимая бабушка! Смотри, сколько разных людей собралось за этим столом. И знаешь почему? Потому что ты — солнце, а мы — планеты, которые вокруг тебя вращаются, и у тебя найдется ласковое слово и тепло для каждого. Спасибо тебе за это!
Уже изрядно веселая бабушка смахнула слезу, поблагодарила меня, деда, севшего рядом с ней, а Ирина зааплодировала. Только Каюк и Боря шептались, в веселье не участвовали. Василий Алексеевич решил пошутить в свойственной ему манере, указал на Андрюшу.