Шрифт:
Вдруг он принял озабоченный вид.... и, посматривая на жену, которая перелистывала газету, сказал:
— Только бы маркиза не запротестовала?... Эти экипажи предназначались для нее...
С любезной улыбкой на устах маркиза ответила:
— Другому... я отказала бы... сейчас же... но для господина Шомассю... я готова все сделать...
Шомассю оказался в большом затруднении... Ему мало улыбалась мысль приобрести такие дорогие экипажи. К тому же пришлось бы кучера держать... корм покупать для лошадей... платить лишние налоги... Это было слишком тяжело для него, не по карману... Но как упустить такой случай и отказаться от такого любезного предложения... Нужно быть последним грубияном...
— Право, маркиза... вы слишком любезны со мной... благодарил Шомассю дрожащим от волнения голосом, в котором чувствовалось польщенное самолюбие, гордость и желание показать себя вежливым человеком...
— Ба! — воскликнул маркиз... между дворянами!..
И затем прибавил:
— Пойдемте, милый мой...
Взяв его под руку, он вышел с ним из столовой...
У маркиза был очень старый кабриолет и еще более старая карета, и он уже десять лет безуспешно пытался сбыть их как-нибудь с рук... Это были старинные, смешные экипажи, изображения которых можно встретить на гравюрах начала империи. Ими совершенно нельзя было пользоваться. Изношенные, согнутые рессоры не могли выдержать тяжести разбитого и на половину сгнившего кузова. Они каким-то чудом держались на своих осях. При малейшем движении колес эти разъехавшиеся древние колесницы начинали качаться вправо и влево, как старики мотают головой во время ходьбы. При быстрой езде, они должны были описывать невероятные кривые линии, кружась, как в водовороте, и шатаясь, как пьяные. Сукно на подушках, бывшее когда-то синего цвета, стало каким-то неопределенным, не то подозрительно-желтым, не то грязно-зеленым с каким-то отвратительным серым оттенком от бесконечного употребления и накопившейся с незапамятных времен пыли. Порыжевшая кожа потеряла свою прочность и рвалась, как трут. Стекла и шторы нельзя было ни поднять, ни опустить. От полувековой чистки от позументов и следа не осталось. Из-под шелковой тесьмы торчала веревка; шелковые пуговицы истрепались и висели какими-то жалкими фитилями... Самый плохой извозчик не согласился бы ездить на них даже ночью и в самых глухих кварталах города.
Маркиз предлагал их всем за ничтожные деньги, но никто не хотел их купить. В течение нескольких лет они фигурировали в качестве „редкого случая“ в объявлениях специальных газет, которые под рубрикой разведения домашнего скота, акклиматизации и изящной утвари предлагают своим абонентам самые неожиданные обмены и хозяйственные комбинации... Очень богатые и очень знатные люди стараются „надуть“ друг-друга в этих объявлениях, предлагая обменять пару бурых кохинхинок на эрардовское пианино, словари Лярусса на луковицы тюльпанов, старые засаленные наплечники на мандолины, освященные папой четки на хорошо объезженных и безупречных ирландских пони... и т. п.
Когда привлеченный этими восторженными объявлениями, или мало похожими на оригинал фотографиями в замок являлся кто-нибудь для покупки или обмена, то он, при первом же взгляде на экипажи, убегал, иногда громко выражая свой протест при этом.
— Дворяне, а позволяют себе такие шутки... с таким бесстыдством издеваются над людьми, говорил покупатель и сердитый уходил.
Отчаявшись продать когда нибудь эти злополучные экипажи в том жалком виде, какой они имели, маркиз решил починить их немного и слегка покрасить. Затем он покрыл их приличными чехлами и поставил в сарай в ожидании выгодного случая.
— Уж непременно подвернется удобный случай по-королевски „надуть“ кого-нибудь... часто говорил он по это поводу, — лишь бы только терпения хватило выждать...
Всю свою жизнь он на практике применял этот мудрый афоризм и всегда оставался довольным. И теперь, встретившись с Шомассю, он тотчас же почуял своим специфическим дворянским нюхом, что наступил как-раз ожидаемый удобный случай...
По дороге в сарай маркиз без умолку болтал, жестикулировал, рассказывал смешные истории и хлопал по плечу бывшего базарного фактора, который и без того уже был подготовлен ко всяким условиям хорошим завтраком, восхитительной улыбкой маркизы, сердечностью и добродушием маркиза и кроме того тремя веками славы и почестей, которые нашли себе такое красивое воплощение в этом современном и безукоризненном дворянине.
Идя и слушая маркиза, Шомассю любовался на большие лужайки с волнистой травой, на мозаику из цветов, на огромные, толстые деревья и на изящные службы из белого камня и разового кирпича с разными украшениями и грациозно поднимающимися к небу маленькими башенками на крышах. Все, что он видел перед собой, вызывало в нем, мелком парижском торговце, мысль о славе, роскоши, удовольствиях. Проходя мимо площадки для игры в лаун-теннис, маркиз спросил его:
— Вы любите играть в лаун-теннис?.. Ваша жена наверно также любит?.. Предупреждаю, маркиза в нем очень сильна... ее трудно обыграть.
— Ах, мой друг! — воскликнул он, когда они миновали уже эту площадку, — я несказанно рад, что вы воспользуетесь этим „редким случаем“... И нужно же было вам как-раз приехать к такому случаю... Удивительно, какое сильное впечатление вы на меня произвели?.. И чем вы так привязали меня к себе? Ведь вы из меня можете сделать, что захотите... Обворожили, да и только... Мошенник Шомассю!.. Я и опомниться не успел... как все уже готово было... А между тем меня не так-то легко в руки забрать... Я и сам не дурак... знаю, где раки зимуют... Но против вас... не устоишь, черт возьми!..
Время от времени Шомассю прерывал его и благодарил:
— Ах! господин маркиз... господин маркиз...
А маркиз возражал:
— Да и что говорить... очаровали... Вам ни в чем не откажешь... Только вот...
Минуту спустя он сказал:
— Вот что меня немного беспокоит... Все вам будут завидовать, мой дорогой...
— Мне?.. удивился бедняга...
— Ну, да, вам... Я эти дивные экипажи никому не хотел продать... за пять тысяч франков... а вам я их отдаю за две тысячи!.. Они взбесятся все. Впрочем, вам то что за дело до этого? Наплевать вам на них, а?.. А знаете, мой друг?.. Эти экипажи исторические.