Затем рассказывает четвертый:

Уж поздно вечером после неудачного дня Жан Оборванец решил вернуться домой... Домой!.. Он так говорил про скамью в сквере па площади д’Анвор, где он уже больше месяца ночевал под ветвями каштанового дерева... В этот момент он находился на бульваре у Водевиля. Конкуренция с каждым вечером все растет, легкости в ногах уж нет, да и не везет... и вот за целый вечер... два су... да еще два иностранных су, которых нигде не берут...

— Дать два негодных су такому бедняку, как я... а миллионер!.. одна досада...

Он припоминает этого господина... красивая наружность... богато одет... белый галстук... ослепительная грудь... палка с золотым набалдашником... И Жан Оборванец без всякой ненависти пожимает плечами.

А тут еще нужно было тащиться на площадь д'Анвер...

Это было далеко, но его тянуло „домой“, к его скамейке. Да там и не дурно было, и уверен он был, что никто не потревожит... полицейские в конце-концов сжалились над ним и давали ему спокойно спать в сквере...

— Вот так плохой день, черт возьми!.. За три недели первый такой выдался... И то правда, говорят, в торговле застой... И все это от англичан, сказывали... проклятые англичане... чтобы их черти побрали!..

Он пустился в путь, не теряя надежды встретить по дороге доброго господина или щедрого пьяного, который даст ему два су... два настоящих су, и можно будет за них завтра утром купить хлеба...

— Два су... два настоящих су... ведь это же не Перу!.. говорил он про себя, медленно подвигаясь вперед... потому что, кроме усталости, его очень мучила сегодня его грыжа.

Он прошел с четверть часа и уже отчаялся встретить ниспосланного Провидением господина, как вдруг почувствовал под ногами что-то мягкое... Сначала он подумал, что это какие нибудь отбросы... А затем ему пришло в голову, не съедобное ли это что-нибудь... Разве угадаешь когда. Судьба не любить бедняков и не часто готовит им приятные сюрпризы... Однако, вот, раз как-то вечером. он нашел на улице Бланш большой кусок баранины, свежей, вкусной баранины, которую, наверно мясник обронил... А теперь под ногами у него пожалуй что-нибудь получше баранины... может быть, котлета... кусок печени, телячье сердце...

— Надо, все-таки, посмотреть... говорит он про себя.

И он нагибается, чтобы поднять предмет, который у него лежит под ногами...

— Нет!.. восклицает он... не съедобное... подвели меня...

Улица пуста... и полицейских нигде не видно... Он подходит к фонарю, чтобы рассмотреть, что у него в руке...

— Эге!.. да это что-нибудь почище... — громко шепчет он.

Это был сафьяновый бумажник с серебряными углами... Жан Оборванец открыл его и стал осматривать... В одном из отделений оказалась пачка билетов... десять тысячефранковых билетов, скрепленных булавкой.

— Вот так штука... — повторяет он про себя...

И, покачивая головой, он прибавляет:

— Подите вот, бывают же у людей в карманах бумажники с десятью тысячами франков!.. Одна досада...

Он обшарил другие отделения бумажника... Там ничего не было... ни визитной карточки... ни фотографии... ни письма... никакого указания на собственника этого богатства, которое он держал в своих руках.

— Одолжили, нечего сказать!.. — говорил он про себя, закрывая бумажник... Придется отнести полицейскому комиссару. Вот и сворачивай с дороги, а я уже и без того устал... очень устал... Нет, право... не везет мне сегодня...

Улица совсем опустела... Не видно было ни одного прохожего... ни одного полицейского... Жан Оборванец повернул обратно и направился в ближайший полицейский участок.

Жану Оборванцу стоило большого труда пробраться к начальству... По его изорванному платью, исхудавшему, обветренному лицу ого сначала приняли за мошенника и чуть было не арестовали... и не посадили в участок... Но, благодаря его обходительности и настойчивости, ому, наконец, удалось добиться своего, и его ввели в кабинет полицейского комиссара.

— Господин комиссар, — обратился к нему Жан Оборванец, — я вам принес вещь, которую я только-что нашел под ногами, па улице...

— Что там такое?

— Да вот, господин комиссар... — ответил бедняк, протягивая бумажник своими костлявыми руками.

— Хорошо... хорошо... Ну, и, конечно... в бумажнике ничего не оказалось?

— Посмотрите сами, господин комиссар...

Тот открыл бумажник, вынул пачку билетов... сосчитал, и выпучил глаза от удивления:

— Скажите на милость... скажите на милость? — восклицал он. Здесь десять тысяч франков... Ведь это огромная сумма... огромная... сумма... черт возьми!..

Жан Оборванец спокойно стоял на своем месте.

— Подите вот, — произносит он, — бывают же у людей бумажники с десятью тысячами франков... одна досада!

Комиссар не может оторвать глаз от бродяги. Лицо его выражает скорее удивление, чем восхищение.

— И вы это нашли?.. Вот честный человек... молодец... Да вы — герой... Да, да... герой...

— О! господин комиссар...

— Да что и говорить... герой... Ведь, в сущности говоря... вы могли бы... Одним словом, милый человек... вы герой!.. Это удивительный поступок с вашей стороны... героический поступок... Иначе и не скажешь... Вы заслуживаете награды Монтиона... Как вас звать?