· «долгосрочные межгосударственные соглашения»,

· «долгосрочные торговые договора».

Однако слово «рынок» в этом словаре находится во вполне определенной зависимости от «экономических законов», и особенно от «закона планомерного и пропорционального развития народного хозяйства», и тем самым входит в другую идеологему в качестве «рынка» в идеологеме и/современное индустриальное общество/ вместе с выражениями вроде

· «частная инициатива»,

· «влияние рынка»,

· «экономика свободного рынка» и т.д.

И если в последней системе также все чаще всплывает слово «планирование», то только на заднем плане, то есть так, как это лишь и возможно при монопольно-капиталистическом общественном строе. В терминологии теоретиков социалистической экономики, следовательно, в идеологеме и/критика государственно-монополистической экономики/ вместо «планирования» значилось бы «государственно-монополистический контроль». Понятие идеологемы должно показать, что в распоряжении говорящего всегда имеются идеологически значимые лексические структуры. Оно также выявляет, что говорящий не может поставить себя вне зависимости от классово обусловленных идеологемных построений. Более отчетливо идеологемы проступают в областях политики, экономики и т.д., то есть в сфере общественной надстройки, чем в менее насыщенном идеологией повседневном общении, связанном с общечеловеческими житейскими ситуациями. Это, однако, не должно означать, что социолингвистическое единство идеологемы осуществляется только на лексическом уровне. Скорее, речь идет как раз о том, чтобы обобщить влияние общества на язык в форме социальных вариантов, то есть, например, разработать «эмизацию» для фонетических / фонологических и грамматических (морфологических и синтаксических) социально обусловленных вариантов. Идеологема может найти свое выражение, например, в акцентуации, в определенном способе реализации фонем или вариантах интонации. Точно так же морфологические особенности и синтаксическое своеобразие вследствие их общественной значимости могут быть отнесены к идеологемам [118] . Мы вступаем тем самым в методологически неизведанную область. Но то, что с позиций микролингвистики представляется весьма проблематичным, может оказаться с позиций социолингвистики значимым и поддающимся теоретической обработке. Если говорить об области взаимоотношений между языком и обществом, то языковые компоненты этого отношения подлежат перегруппировке и не могут быть просто перенесены в том виде, как их в свое время, абстрагируясь от общественных отношений, расположила «микролингвистика».

Даже в случаях, когда лексическая сущность идеологем, казалось бы, очевидна, уместно сделать еще несколько принципиальных замечаний общего характера в отношении понятия идеологемы. Несмотря на то что идеологема вскрывает в конечном счете общественную структуру, на которую опирается язык, поскольку именно ею определяется идеологема в каждом отдельном случае, все же эти социолингвистические взаимосвязи, как это было уже проиллюстрировано выше высказыванием Маркса о языке как о «ложном сознании», не всегда можно обнаружить достаточно отчетливо. Типичным примером может служить язык влиятельных политиков в ФРГ. Так, Штраус, лидер ХДС/ХСС, возглавляя кампанию травли членов внепарламентской оппозиции, заявлял, что те ведут себя «как животные, на которых не могут распространяться законы человеческого общества». Тем самым он откровенно присоединяется к фашистским лозунгам о «людях-зверях» и «большевистских чудовищах» и прочем. Он тем самым недвусмысленно выдает себя и показывает лживость заверений своей партии о том, что у нее якобы нет ничего общего с нацистами. Именно эта партия уже давно занимается воскрешением пресловутых нацистских формул вроде «продаться дьяволу», «большевики», «коммуна». С другой стороны, у ХДС есть ряд лозунгов, имеющих целью втереться в доверие к рабочему классу. Так, можно прочитать о

· «социальном партнерстве»,

· «совместном принятии решений»,

· «согласованных действиях»,

· «проверенном временем сотрудничестве»,

· «социальном мире при обеспечении занятости» и т.п.

Официальная терминология правительства в Бонне, которая теперь, правда, открыто говорит о ГДР, но, с другой стороны, указывает на «национальную общность обоих германских государств», связанных якобы «особыми внутринемецкими отношениями» и «объединяющими узами немецкого языка», обращается к идеологемам времен расцвета буржуазных отношений. Перед нами попытка распространить на ГДР систему понятий старой, буржуазной немецкой нации в том виде, в каком она сейчас продолжает существовать в империалистической ФРГ в условиях господства государственно-монополистической системы. Тем самым хотят использовать реквизит понятий и обозначений, более не согласующихся с историческим развитием (ср. «ложное сознание»), но сохранивших свое традиционно позитивное смысловое и эмоциональное содержание, для того чтобы отвлечь внимание от реального процесса образования на территории ГДР социалистической нации.

Объективный процесс отграничения социалистического немецкого национального государства от империалистической Федеративной республики, который, в частности, находит свое выражение в новых обозначениях, и прежде всего в новых значениях слов немецкого языка на территории ГДР, становится объектом дискредитации со стороны наших врагов, как противоречащий «национальному единству», то есть «антинациональный».

Эти языковые формулы представляют собой своего рода «национальное затушевывание», в действительности относящееся только к сохранившейся буржуазной нации. Они становятся оружием в арсенале классового врага. В немецком языке, то есть в его идеологически релевантных значениях, которые могут быть отнесены к идеологемам, отражается идеологическая классовая борьба. С помощью таких средств массовой информации, как пресса, радио и телевидение, все вновь и вновь муссируется вопрос о «единстве нации», «братьях и сестрах по обе стороны межзональной границы», во имя которых на отношения между ФРГ и ГДР не может якобы распространяться международное право и ради которых третьи государства не должны признавать ГДР. Тем самым преследуется цель маскировки языковыми средствами монопольно-капиталистической системы и ее националистических амбиций. Для «просвещенных» методов так называемой «новой восточной политики» характерно то, что более не говорят и не пишут о ликвидации социализма и реставрации капитализма. Вместо этого пропагандируется звучащий на словах весьма привлекательно «демократический социализм».

Таким образом, практика коммуникации в обществе учит, что общественные силы нельзя привязывать к той или иной идеологеме, что они могут делать выбор между обозначениями, относящимися, казалось бы, к одним и тем же идеологемам, в зависимости от коммуникативной ситуации, намерений и адресатов. И все же сосуществование обозначений, относящихся к однопорядковым или разнородным идеологемам, создает в целом некоторое единство, позволяющее произвести конкретный историко-материалистический анализ общественных классовых сил и их идеологического выражения. В этом случае идеологемы образуют – по некоторой аналогии со способом производства и производственными отношениями, хотя и не в прямой зависимости от них, – компоненты способа коммуникации данного общественного строя. В этом смысле, образно говоря, происходит соответственно переход «на другие регистры». Подобное исследование регистров представляет собой работа Виктора Клемперера о языке третьего рейха [119] . Если социолингвистика полностью разоблачает общественный строй, не останавливаясь на изучении лишь отдельных черт словоупотребления, то есть не оставаясь на поверхности, она становится острым оружием в борьбе против реакции, в какие бы одеяния та ни рядилась или сколь неприкрыто и грубо в языковом отношении она бы ни выступала.

Задачей марксистской социолингвистики должно быть систематическое выявление иерархий идеологем и одновременно показ ее прагматической направленности. Так же как в семемах могут быть выделены семантические признаки, так и идеологемы являются выражением общественных признаков. Система идеологем есть результат исторических закономерностей развития общества. Здесь становится также ясно, в сколь тесном контакте с другими общественными науками должен работать социолингвист при исследовании идеологем. Предмет исследования его науки дает основание говорить о том, что социолингвистика является пограничной дисциплиной.

Несмотря на многообещающую тему, мы сумели в данной работе рассмотреть лишь один, но, как нам кажется, весьма характерный аспект задач, стоящих перед социолингвистикой. Рассмотрение понятия идеологемы, которое было выполнено пока лишь в порядке первого приближения, должно проложить дорогу к подлинной социолингвистической «единице» (англ. unit), базирующейся на характерной для современной лингвистики абстракции (на «em»). Следует признать, что и приведенные примеры выбраны преимущественно из области лексикологии. Тем самым могло создаться впечатление, что с идеологемами перекликается лишь класс лексем. Но это всего лишь фрагмент, хотя и чрезвычайно важный, из широкой области исследований социолингвистики. Общественная обусловленность языковых явлений, как и вообще владения языком, относится не только к центральной в этом плане области словарного состава, но проявляется постоянно в большей или меньшей степени на всех лингвистических уровнях. Поэтому задачей социолингвистического исследования является, исходя из эмпирически доказанного и (в какой-то мере) поддающегося прогнозированию общественного отражения в языке, вывести теоретически релевантные основоположения о классах профилей коммуникации или стратегии коммуникации. В этом случае будет получено то, что мы хотели бы назвать социолингвистическим дифференциалом. Он охватывает системную взаимообусловленность социолингвистических пластов и социолингвистических сфер. Работа над этими понятиями относится к компетенции социолингвистики.