Шрифт:
«Не ориентированное на латынь построение фраз возможно лишь тогда, когда развитие настолько продвинулось вперед, что позволяет на основе самостоятельного владения понятиями делать одновременно новые мыслительные ходы на своем языке» [353] .
Немецкие тексты действительно еще часто сильно зависели от латинского языка и находились под его влиянием. Иногда это даже входило в намерения автора, поскольку продолжало господствовать неправильное представление, будто лучший немецкий язык – тот, который наиболее близок по строению к латинскому. Это мнение особенно четко сформулировал Никлас фон Виле (Wyle) в 1478 г. в предисловии к своим переводам:
353
W. Seibicke. Fach- und Wissenschaftssprachen… (см. сноску 20), S. 30.
«Yetlich tutsch, das uss guten zierlichen und wol gesatzten latin getzogen und recht und wol getransferyeret wer, ouch gut zierlich tutsch und lobswirdig heissen und syn must und nit wol verbessert werden moecht»
(«Каждый немецкий язык, который выводится из хорошего, изящного и правильно построенного латинского, следует считать также хорошим, изящным и достойным похвалы немецким языком, и уже улучшать его невозможно») [354] .
354
Цитируется по: I. Weithase. Geschichte… (см. сноску 18), S. 57.
Считалось, что для немецкого языка можно рекомендовать не только такие упорядочивающие особенности построения латинского предложения, как, например, конструкции аккузатива с инфинитивом, определительные причастные конструкции в постпозиции, относительное придаточное предложение с welch– , но и, как полагал фон Виле, даже в области риторики немецкий язык должен следовать латинскому, что нет ничего,
«daz nit in dem tutsche ouch stat haben… mocht als in dem latine»
(«что нельзя бы было выразить на немецком языке… как на латыни») [355] .
355
Ср.: A. Bach. Fach- und Wissenschaftssprachen (см. сноску 20), S. 31.
В специальных текстах, естественно, сохранялись латинские термины – из соображений удобства, терпимости или по необходимости, так как еще отсутствовали отечественные специальные обозначения. При этом потребности в создании четких понятий были, в общем, сравнительно незначительны. Интересна особая форма смешения языков в сочинениях Парацельса, которую отмечает Зейбике [356] , например:
«wunden ligamentorum possunt curari sine binden»
(«раны от повязок можно исцелить без повязок», т.е. сняв повязки)
356
Seibicke. Fach- und Wissenschaftssprachen… (см. сноску 20), S. 31.
или:
«Si vis curare, noli sprutzen aquam in die Fistell»
(«Если хочешь исцелить, не брызгай водой в свищ»)
[курсивом выделены немецкие слова. – Ред.].
В остальном общее для ученых владение двумя языками на фоне возрастающего социального распространения образования влияло на письменную практику как латинского, так и немецкого языков. Интересно, что Авентинус (он же Иоганнес Турмайер) в предисловии к первой книге «Баварской хроники» издания 1526 года, представляющей собой немецкую обработку в народном духе его большого исторического труда «Annales Boiorum», первоначально опубликованного в 1521 г. на латыни, отмечает:
«Es laut gar ubel und man haist es Kuchenlatein, so man latein redt nach ausweisung der teutschen zungen; also gleichermass laut’s ubel bei solch art erfarnen, wo man das teutsch vermischt mit frembden worden»
(«То, как говорят по-латыни по образцу немецких языков, звучит совсем плохо, и это называется кухонной латынью; в той же мере плохо звучит язык у тех сведущих, кто смешивает немецкий язык с иностранными словами») [357] .
Перед этим он жалуется:
357
Цитируется по: P. Lehmann. Mittelalter und Kuchenlatein. – «Erforschung des Mittelalters». Ausgewahlte Abhandlungen und Aufsatze von P. Lehmann. Leipzig, 1941, S. 57.
«Unser redner und Schreiber, voraus so auch latein kunnen, biegen, krumpen unser sprach in reden, schreiben, vermengens, felschens mit zerbrochen lateinischen Worten, machens mit grossen umbschwaifen unverstendig, ziehens gar von irer auf die lateinisch art mit schreiben und reden, das doch nit sein sol, wan ein ietliche sprach hat ir aigne breuch und besunders aigenschaft»
(«Наши ораторы и писцы, предположительно знающие также латынь, в речах и в письме коверкают, калечат наш язык, смешивают его, искажают обрывками латинских слов, из-за громоздких построений делают его непонятным, а то и совсем переходят от родного к латинскому способу написания и речи, чего, однако, не должно быть, поскольку каждый язык имеет свою собственную традицию и особое свойство»).
Осознание этого было важно, имело значение для будущего и стимулировало наведение порядка в научной терминологии, что коснулось не только латыни, но и немецкого языка, которому теперь оказывалось повышенное внимание. По мере распространения идей гуманизма в кругах немецких ученых немецкая история, культура и язык вновь начали вызывать пристальный интерес, став предметом научного изучения. Хотя такая гиперболизация, как утверждение «верхнерейнского революционера» в 1510 г., что немецкий язык следует считать священным праязыком человечества и что