Стремление «верхов» быть понятным многим встречало старание «низов» понять их и говорить с ними. Таким образом, в принципе во всех жанрах произошло переплетение многопластового, богатого традициями немецкого языка образованных людей с разговорным языком простого народа, также и в тех жанрах, в которых автор выступал от имени крестьянина. Это отчетливо показывают проведенные исследования по употреблению определительных относительных конструкций в памятниках того времени. Чем более народным выглядит разговорно-языковой стиль, тем меньше общая доля конструкций, специально предназначенных для расширения группы существительного. Там, где они употребляются, выбор их ограничивается преимущественно придаточными предложениями, вводимыми относительными местоимениями der, die, das. Вариантов конструкций сравнительно немного. Но чем длиннее, весомее и ученее становится аргументация, вкладываемая в уста крестьян, тем соответственно разнообразнее становится оформление относительных предложений, как, например, в «Karsthans», где в подобных сложных по содержанию местах встречаются также so и welch– . Возможно, это следует приписать влиянию канцелярского и научного языка. Интересно, что в простых диалогах, приближающихся к разговорному языку, немало употребляется ядерных и пролептических предложений в функции относительных определительных предложений, например, типа

или типа

то есть предпочтение отдается сочинению, а не подчинению. Эти типы предложений характерны для «народного» стилистического пласта; у образованных авторов их меньше или совсем нет, что, конечно, обусловлено выбранным жанром. Наоборот, у образованных писателей язык полон причастных конструкций в функции относительных предложений, определяющих существительное, что для простого диалога редкость. Показательно то, что они прежде всего проникли в заглавия и надписи, что связано с традициями печатного языка, например:

В диалоге «Von der Gult» [403] , в котором почти не содержится относительных конструкций, в качестве стереотипного лозунгового выражения трижды встречается

Простые, необразованные носители языка активно владеют 5 – 10 вариантами конструкций. Лютер же, этот блестящий мастер слова, несмотря на его стремление к созданию простого, всем понятного, стилистически правильного немецкого языка употребляет почти 20 вариантов конструкций типа определительных относительных предложений при существительном и родственных конструкций, из числа которых он в каждом конкретном случае умеет отобрать нужную, соблюдая при этом разнообразие. По мере роста требований к стилю в его различных экспрессивных проявлениях и в связи с тенденцией к большему разнообразию в употреблении относительно-определительных предложений другие авторы также понимают стилистическую необходимость в вариантах и охотно их используют. Наглядное доказательство нашего утверждения о том, что простому, близкому к разговорному немецкому языку относительные придаточные предложения чужды, дает сравнение между рукописью о путешествии Ульриха Шмидла в Южную Америку в 1534 – 1554 гг. и ее печатным изданием, осуществленным Гуфинесом [404] . В рукописи автор, не искушенный в литературном языке, отдавал предпочтение паратаксису, который издатель часто переделывал в относительные или же другие придаточные предложения, чтобы повысить стиль.

В первой трети XVI столетия, несмотря на еще сохранявшиеся различия, происходило, таким образом, становление нового, как в региональном, так и в социальном смысле более однородного немецкого языка. Этот процесс был возможен лишь в условиях описанной выше единственной в своем роде экономической и социально-политической ситуации, когда требовался возможно более универсальный инструмент коммуникации национального масштаба. Большое значение для становления национального языка имели также, как следствие создавшегося острого момента, встречные усилия «сверху» и «снизу», то есть, с одной стороны, образованных, владеющих языком «верхов», а с другой стороны, «низов», которые волею судеб должны были еще завоевывать доступ к образованию и овладению всеми формами существования немецкого языка.

Общей тенденции к достижению единообразия и общности противоречит не только еще сохраняющаяся вариабельность на всех уровнях языковой системы, но и появление все новых дифференциаций. Сохраняющиеся варианты, в первую очередь региональные, являлись тем наследием, которое постепенно должно было отмереть или так или иначе компенсироваться в общем объеме языка. Например, в листовках, относящихся к годам Реформации и Крестьянской войны, на тысячу употребленных в них слов из числа основных частей речи приходится всего от двух до семи территориально привязанных глаголов, прилагательных и существительных [405] . Из региональных вариантов bis, unz, wente и др. для выражения значения «до» в литературном языке в ходе развития сохранился только bis [406] . В других случаях в целях актуальной для того времени понятийной дифференциации варианты изменяли свои функции, например siech, krank, schwach [407] перестали входить в старые оппозиции siech : gesund, krank : stark и постепенно вошли в новые – krank : gesund и schwach: stark, или же происходило функциональное разграничение, как, например, fur и vor, als и wie, mogen и konnen [408] . Позднее оставшимися региональными вариантами охотно пользовались также в целях функционально-стилистической дифференциации или для придания выражению индивидуального оттенка подобно Ufer и Gestade, Trane и Zahre [409] . Но новые дифференциации в рамках литературного языка – и в этом заключалась основная перемена, – как правило, уже не были обусловлены регионально и, собственно, больше не носили социального характера, а касались находящегося в процессе становления национального литературного языка в целом. Они служили либо для обозначения действительно различающихся понятий, либо для того, чтобы носитель языка смог придавать языку нужную ему по ситуации особую функционально- или индивидуально-стилистическую окраску.

В эпоху, когда коренным образом менялась вся картина мира, появлялось достаточное количество новых материальных и абстрактных понятий, подлежащих языковому освоению. Исчезали слова, обозначавшие понятия, которые становились нерелевантными для современников раннебуржуазной революции. Вместо них появлялось в соответствии с потребностями много новых слов или старые наполнялись новым содержанием. Например, слово Rittergut стало употребляться в новом смысле [410] , так же как guter Polizei стало употребляться в смысле «внутреннее управление» [411] . Слова wohlfahrt («экономическое процветание»), wohlhabend [412] и прежде всего stand приобрели конкретное значение [413] . Уже с конца XV века словом stand обозначались на заседаниях имперского совета члены рейха, имеющие право на участие в управлении, а в первой половине XVI века это слово стало употребляться также в области социального правопорядка вместо лат. gradus, ordo, status, оттеснив старое слово orden. Вместо подробного объяснения нового значения достаточно привести высказывание Себастиана Франка: