На десятилетие с 404 по 395 г. падает целый ряд событий, в той или иной степени связанных с Лисандром и дающих представление о последовательных этапах борьбы между опальным полководцем и спартанской общиной в лице ее официальных представителей, царей и эфоров.

Видимо, среди тех причин, которые в конце концов привели Лисандра к «падению», немаловажное значение имела активизация в 404 г. внешней оппозиции. Конечно, и раньше в Спарту поступали жалобы от союзных городов на самоуправство Лисандра и его офицеров. Однако, пока шла война, спартанские власти смотрели на это сквозь пальцы и не давали жалобам ход. Это была обычная позиция спартанского правительства — игнорировать мнение союзников и реагировать на него только в самых крайних обстоятельствах. Напомним, что уже регента Павсания союзники обвиняли в том, что он ведет себя с ними как с собственными илотами. Так что бесцеремонное обращение Лисандра и его офицеров с гражданами союзных городов вполне вписывалось в поведенческий стереотип высшего военного руководства Спарты.

Но по окончании войны ситуация резко изменилась. В Спарте появилась достаточно влиятельная антилисандровская коалиция, лидером которой стал царь Павсаний, не отличающийся ни талантами, ни харизмой Лисандра и, конечно, завидующий успехам этого блестящего «выскочки». Политические противники Лисандра не замедлили воспользоваться жалобами и протестами, которые продолжали поступать в Спарту из подчиненных областей и городов. Решающим здесь стало обращение к спартанским властям сатрапа Геллеспонтской Фригии Фарнабаза, чью область опустошала армия Лисандра. Он с полным правом как друг и спонсор Спарты настоятельно рекомендовал властям «разобраться» с Лисандром.

Судя по рассказу Плутарха, эфоры, получив обвинительное письмо Фарнабаза, немедленно послали Лисандру скиталу с требованием вернуться (Lys. 19, 7). За срочным отзывом полководца из армии, как правило, следовал суд, иногда с очень неприятным для обвиняемого исходом. Достаточно напомнить судьбу победителя при Платеях Павсания, для которого первый отзыв закончился судебным разбирательством, а второй — внесудебной расправой. Лисандр, серьезно напуганный такой перспективой, попытался восстановить отношения с Фарнабазом. Как пишет Плутарх, «очень боясь обвинений Фарнабаза, он постарался лично встретиться и переговорить с ним, чтобы достигнуть примирения». Однако Фарнабаз прибегнул к обычному трюку с подменой писем[249] и «переиграл» хитрого спартанца. Сатрап через Лисандра передал очередную инвективу на него же, заставив тем самым одураченного спартанца стать невольным соучастником собственной отставки (Lys. 20, 1–5). Дальнейшее путешествие Лисандра в ливийский оазис Аммона Плутарх ставит в непосредственную, как причинную, так и временную, связь с посланием Фарнабаза. По словам Плутарха, Лисандр, узнав только в Спарте о содержании письма сатрапа, «ушел чрезвычайно встревоженный. Встретившись через несколько дней с эфорами, он сказал им, что ему нужно отправиться к храму Аммона» (Lys. 20, 6). Очевидно, Лисандр уже сам почувствовал, сколь неблагоприятно для него складывается ситуация, и, боясь судебного процесса, постарался на время исчезнуть, отправившись, по сути, в добровольное изгнание. Плутарх пишет: «С трудом, едва-едва добившись от эфоров, чтобы его выпустили, Лисандр отплыл» (Lys. 21, 1).

Не совсем ясным остается вопрос о хронологии этих событий. К какому времени отнести жалобу Фарнабаза и визит Лисандра к Аммону? Ведь эти два события, как это следует из Плутарха, самым тесным образом связаны между собой. К сожалению, Ксенофонт в своей «Греческой истории» вообще опускает все, что могло бы серьезно навредить реноме Лисандра, и поэтому в нашем распоряжении имеются только не всегда точные, особенно в вопросах хронологии, показания Плутарха и Диодора.

В общих компендиумах экспедиция Лисандра в Геллеспонт, из которой он был отозван эфорами по жалобе Фарнабаза, датируется, как правило, концом 403 – началом 402 г. Следовательно, визит к Аммону состоялся скорее всего весной или летом 402 г.[250] Именно с этого момента Лисандр, видимо, решил обратиться к весьма сомнительным с правовой точки зрения действиям. Тем не менее он по-прежнему продолжал оставаться действующим политиком и получал время от времени официальные поручения как военного, так и дипломатического характера. Так, спартанские власти, помня об его успешных переговорах с Киром Младшим, отправили его послом к сиракузскому тирану Дионисию (Plut. Lys. 2). Важными и надежно зафиксированными вехами в его послевоенной жизни были следующие события: в 399 г. он принял самое деятельное участие в борьбе Агесилая за престол, в 396 г. вместе с ним отправился в Малую Азию, в 395 г. — возглавил небольшой отряд в начавшейся тогда Коринфской войне. Однако все эти назначения не давали ему той полноты власти, какую он имел до 403 г.

В 399 г. Лисандр принял участие в возведении на престол Агесилая, с которым у него были давние дружеские связи. Это показывает, что Лисандр все еще продолжал обладать известным политическим весом. Но вряд ли стоит считать воцарение Агесилая, как это делают некоторые ученые, целиком заслугой Лисандра[251]. Агесилай даже в начале своей карьеры не был марионеткой в руках бывшего наварха, и избавление от Леотихида, законного наследника престола, конечно, совместное предприятие двух талантливых интриганов. Сама интрига против Леотихида скорее всего была задумана еще до смерти его отца, царя Агиса. Недаром Агис, подозревая или даже точно зная о существовании заговора, незадолго до смерти в присутствии свидетелей объявил Леотихида своим законным наследником. По романтической версии Плутарха, «во время последней болезни Агиса Леотихид плачем и мольбами добился того, что царь в присутствии многих назвал его сыном» (Ages. 3).

Ксенофонт в «Греческой истории» приводит интересные детали задуманной Агесилаем и Лисандром интриги. Лисандр благодаря своему изворотливому уму помог найти выход из почти проигранного дела. Ведь их противник Леотихид сделал очень грамотный ход. Он заручился поддержкой прославленного и весьма авторитетного в Спарте прорицателя Диопифа[252] (Xen. Hell. III, 3, 3; Plut. Lys. 22, 5) и получил от него оракул, казалось бы, надежно устраняющий Агесилая от борьбы за трон. Было ли это прорицание древним оракулом, или его сочинили для этого случая, неизвестно. Текст оракула дважды цитирует Плутарх в биографиях Лисандра и Агесилая (Lys. 22, Ages. 3), а также приводит Павсаний:

Гордая Спарта, смотри, берегись хромоногого царства,

Злом чтоб тебе, до сих пор прямоногой, оно не явилось.

Долго тебя тогда будут носить нежданные беды

В волнах бушующих войн и битв человекогубящих.[253]

(Paus. III, 8, 9)

Этот оракул был аргументом, тонко рассчитанным на восприятие целевой аудитории — богобоязненных и суеверных спартиатов. В нем говорилось о «хромом правлении», а ведь, как известно, Агесилай был хромым от рождения. Древние авторы единодушны в том, что только благодаря остроумному толкованию Лисандра Агесилай сумел выбраться из той ловушки, которую подстроил ему Леотихид. Ксенофонт, прекрасно осведомленный о деталях этой истории, приводит аргументы Лисандра в пользу иного толкования прорицания Диопифа: «Лисандр же, будучи сторонником Агесилая, возразил ему, что, по его мнению, божество не имеет здесь в виду хромоту как физический недостаток, но скорее предписывает остерегаться, чтобы престол не занял человек, не принадлежащий к царскому роду. “Ведь очень уж хромым будет у нас царствование, если во главе города будет стоять не принадлежащий к потомству Геракла”» (Hell. III, 3, 3–4). Аргументация Лисандра показалась убедительной, и победа в споре о престолонаследии осталась за Агесилаем. В поздней традиции бытовало мнение, что спартанцы впоследствии оказались поглощенными морем бед, так как проигнорировали буквальное значение этого оракула. Вот как об этом пишет Плутарх: «Лакедемоняне заранее знали судьбу Агесилая, но он не дал им уберечься от хромого царствования. В самом деле, если бы Леотихид даже тысячу раз был уличен в том, что он чужеземец и незаконнорожденный, то, конечно, Еврипонтидам нетрудно было бы найти для Спарты законного царя со здоровыми ногами, если бы только Лисандр не заставил их забыть об оракуле» (Comp. Ages. Pomp. 2. 2 / Пер. Г. А. Стратановского).

Устранили Леотихида с помощью шаблонной и часто применяемой в Спарте уловки — его обвинили в незаконном происхождении (Xen. Hell. III, 3, 1; Plut. Lys. 22, 4–6; Paus. III, 8, 7–10). По сообщению самосского историка IV в. Дурида, настоящим отцом Леотихида был Алкивиад. Но эта версия уже в древности вызывала большие сомнения. Дурид — не очень надежный источник, поскольку он больше заботился о художественности и занимательности, чем о точности и объективности, и склонен был передавать любые скандальные анекдоты, не особенно заботясь об их достоверности[254].