Анализ текста Плутарха позволяет наметить те цели, которые мог преследовать Лисандр, приступая к объединению вокруг себя малоазийских олигархов. Конечно, в условиях войны с Афинами этот шаг прежде всего диктовался стремлением Лисандра изолировать Афины как идейный центр демократического движения. Сама же идея объединения олигархов в тайные общества с фиксированным числом членов, видимо, явилась симбиозом опыта, с одной стороны, олигархических гетерий в Афинах, а с другой стороны — чисто спартанских институтов, таких как криптия.

Уже на учредительном съезде в Эфесе в 407 г. среди его участников было немало личных друзей и гостеприимцев Лисандра. Именно там между ними состоялся сговор, целью которого было повсеместное уничтожение демократий афинского образца. Ориентация при этом на декархии (доел, «власть десяти») свидетельствует о том, что Лисандр с самого начала думал об установлении корпоративных тираний, а вовсе не о реставрации «законных» олигархий умеренного толка. Своим сторонникам он обещал, что в случае успеха «сделает их владыками в их городах» (Diod. XIII, 70, 4) и дарует «неограниченную власть» (Plut. Lys. 5, 5). Таким образом, под лозунгом восстановления «отеческих политий» Лисандр пытался создать в малоазийских полисах абсолютно беспринципные и циничные режимы, вербуя для них людей, подобранных по принципу личной преданности. Плутарх обратил внимание на то, что именно этот принцип был основным критерием для Лисандра: «Он (Лисандр. — Л. П.) назначал правителями не по признаку знатности или богатства: члены тайных обществ, связанные с ним союзами гостеприимства, были ему ближе всего» (Lys. 13, 7). Однако истинные цели Лисандра проявились несколько позже. В начале же своей политической карьеры Лисандр собирал под знамена «олигархической реставрации» всех недовольных господством демократических Афин.

Созданная Лисандром межполисная антидемократическая коалиция субсидировалась, вероятно, Киром Младшим. Гюстав Глотц в своей «Греческой истории» пишет: «Для Афин не могло быть ничего более губительного, чем удачная встреча в Сардах этих двух деятелей»[238]. Кир Младший, конечно, действовал согласно полученным от своего отца, царя Дария, инструкциям[239], но искренняя симпатия к Лисандру добавляла ему энтузиазма.

Когда по истечении срока своей первой навархии Лисандр вернулся на родину, в Малой Азии осталось достаточное количество преданных лично ему сторонников и друзей. При обсуждении в 405 г. кандидатуры на пост наварха две политические силы вне Спарты оказали давление на решение спартанского правительства: Кир Младший, уже вложивший немало средств в дело Лисандра, и руководители малоазийских городов, обязанные ему всем (Xen. Hell. II, 1, 6–7; Diod. XIII, 100, 7; Plut. Lys. 7, 2).

Весной 405 г. после годичного перерыва Лисандр вновь был назначен главой спартанского флота. Правда, на этот раз он не имел титула наварха, поскольку, согласно спартанским законам, никто не имел права более одного раза занимать эту должность. Но данное правило обошли, назначив Лисандра эпистолеем, то есть первым помощником при номинальном навархе Араке. В свою вторую навархию Лисандру удалось одержать победу над афинским флотом при Эгоспотамах, которая и решила исход войны. Как и все его предыдущие военные успехи, эта победа была одержана главным образом благодаря хитроумию и знанию человеческой природы. Лисандр просто обманул афинян своей кажущейся бездеятельностью и демонстративным нежеланием дать генеральное сражение. В результате он захватил пустые афинские корабли и уже на суше пленил огромное число афинских моряков, которые после пяти дней ожидания покинули свои суда, презирая трусливого и нерешительного спартанского командующего.

После победы при Эгоспотамах осенью 405 г. исход Пелопоннесской войны был уже предрешен. Афинского морского союза больше не существовало. И перед Спартой возникла небывалая по своим масштабам задача — реорганизация прежней афинской державы и выработка статуса новых союзных полисов. По всей видимости, Спарта могла выбрать три основных направления решения этой проблемы. Во-первых, предоставить всем городам бывшего союза автономию без каких-либо условий. Во-вторых, распространить на новых союзников те же права и обязанности, какие были у членов Пелопоннесской лиги. И третий путь — выработать принципиально новый подход к прежним членам Афинского союза и создать на месте афинской державы свою, спартанскую. Логика войны и победы в ней толкнули Спарту на авантюрный эксперимент. Она попыталась, не имея на то никаких финансовых и людских ресурсов и опираясь только на военную силу, взять в свои руки огромные пространства и создать подобие политического единства. Но Спарта не была в состоянии, по крайней мере надолго, заменить Афинский морской союз своим собственным. Тем не менее Спарта пошла на необычный для нее шаг: Лисандра, своего политического лидера, она наделила самыми широкими полномочиями и предоставила возможность осуществить лично им выработанную политическую программу.

После Эгоспотам Лисандру пришлось решать вопрос о статусе прежних союзников Афин. Он выбрал путь создания класса «городов-клиентов», совершенно отличных от членов Пелопоннесской лиги и связанных со Спартой системой декархий и гармостов. Учреждение олигархических режимов, какие бы крайние методы при этом ни использовались, вполне соответствовало общей направленности политики и традициям спартанского государства.

По установившемуся мнению, декархии принято рассматривать как собственное творение Лисандра внутри господствующей системы Спарты. «Спарта, — пишет Д. Лотце, — в завуалированной форме была вынуждена отказаться от своего старинного лозунга автономии. Лучшим цементом в сложившихся обстоятельствах оказались классовые интересы олигархических кругов в формально автономных полисах и их безусловно проспартанские настроения»[240].

Трудно ответить на вопрос, как конституционно оформлялись декархии и почему олигархические правительства в городах Лисандр ограничивал числом десять. Возможно, декархии были общим обозначением любых олигархий, учрежденных с помощью Лисандра, и вовсе не обязательно правящий комитет должен был состоять именно из десяти членов. Но в любом случае введение нового термина «декархия» свидетельствует о том, что установление этой формы правления было не делом рук местных олигархов, а централизованно направлялось Лисандром. Лисандр вполне сознательно поставил во главе общин наиболее радикально настроенных олигархов, понимая, что в момент переворота экстремисты имеют больше шансов на успех, чем представители умеренного центра. Он не сомневался в том, что легко сможет манипулировать подобными корпоративными тираниями. Не последними были и соображения материального порядка. От богатых малоазийских городов, возглавляемых его креатурами, Лисандр мог ожидать большой финансовой помощи. Именно декархии, по замыслу Лисандра, должны были обеспечить нормальное функционирование новой системы господства.

Современники декархий Ксенофонт и Исократ (IV, ПО) считали их типичной и достаточно распространенной формой правления. Все олигархии времен Лисандра в их представлении были именно декархиями. Ксенофонт, рассказывая о намерении Лисандра сопровождать Агесилая в Малую Азию, основной целью этого предприятия полагал именно восстановление декархий (Hell. III, 4, 2). Далее, рисуя хаотическое состояние государственных дел в Малой Азии после 403 г., Ксенофонт за эталон порядка и стабильности принимает или демократии времен Афинской союза, или декархии времен Лисандра. «Государственный строй в городах представлял собой настоящий хаос — уже не было ни демократического строя, как было под афинской властью, ни декархий, как было под властью Лисандра» (Hell. III, 4, 7). Из этого отрывка видно, что по крайней мере для малоазийских полисов декархии были всеобъемлющей формой правления, и их учреждение современники связывали не столько со спартанским государством, сколько с Лисандром лично.