Он кладет бумажный пакет в шкафчик и протягивает руку.

Я в недоумении вскидываю бровь.

— Дай мне свою зажигалку, — говорит он, и прежде чем я успеваю бесстыдно соврать, он качает головой. — Только не говори мне, что у тебя ее нет. Я знаю, что ты положила ее до того, как собрала свой обед.

Такое впечатление, что он уже знает меня.

Любопытство берет вверх, и я шагаю вперед, пока мы не оказываемся в нескольких дюймах друг от друга.

Он возвышается надо мной, однако я не чувствую себя карликом в его присутствии. Не пойму, что в нем такого, но я ослабляю галстук и расстегиваю две пуговицы на рубашке. Он, кажется, этого не замечает. Он продолжает смотреть на меня, словно расшифровывает самую занимательную головоломку во всем мире.

Запускаю руку под рубашку и достаю зажигалку, спрятанную в лифчике. Без понятия, как он узнал, что она у меня есть. Полагаю, все дело в том, что в минуту нашей встречи я стояла перед пылающим кустом роз.

В тот миг, когда я касаюсь зажигалки, меня охватывают тепло и покой. Только в это время я чувствую себя в безопасности.

Передаю ее Блэквуду и он качает головой.

— Твоя.

— Что моя?

— Твоя очередь.

— Для чего?

— Для того, чтобы спалить мир, — отвечает он, осторожно подталкивая меня к шкафчику, положив руку мне на поясницу.

Его прикосновение вызывает непредвиденную реакцию. Надо отдать ему должное: он смельчак. Мне это охренительно нравится, но я ни за что бы ему об этом не сказала.

Без промедлений я провожу большим пальцем по колесику зажигания, и как только я это делаю, меня мучает трепет. Это прелюдия перед большой кульминацией. Вдруг все остальное, кроме сжигания этого пакета, становится неважным.

В миг, когда пламя вспыхивает, я заворожена видом, и тем, как огонь в мгновенье ока может все уничтожить. Нечто столь красивое может причинить столько боли — как я, когда мама говорила мне, что я самая красивая девочка в мире.

Мысли о ней, о ее изуродованном теле, испускающем последний вздох, побуждают меня протянуть руку к шкафчику и поджечь этот пакет. Хотела бы я, чтобы это могло выжечь боль, испытываемую мною, но это никогда не работает.

Он мгновенно загорается, а это значит, что Блэквуд использовал катализатор.

Мы оба стоим у двери и смотрим, как вспыхивает маленький костер. Кто угодно может появиться в любую минуту, но нас это, по-видимому, не колышет.

Пока пламя усиливается, я непринужденно застегиваю пуговицы и завязываю галстук.

— У тебя имя есть?

— Есть.

— И какое же?

— Рэв, — он захлопывает дверцу шкафчик, закрывая огонь.

— Что это вообще за имя такое — Рэв?

Он близко наклоняется, так близко, что перехватывает дыхание. Я зацикливаюсь на его двух кольцах в носу — по одному обручу в каждой ноздре.

— Это прозвище.

Когда я вспоминаю, что нужно вновь дышать, я собираюсь допытаться до него, однако он хватает меня за руку и шепчет на ухо:

— Беги.

Меня охватывает дрожь.

Эти слова очень напоминают прошлую ночь. И все же, когда он возводит глаза к потолку и через две секунды срабатывают разбрызгиватели, я осознаю, что он имеет в виду в буквальном смысле.

Мы бежим по коридору, мои туфли скользят по мокрому полу, а разбрызгиватели обрушиваются вокруг. Мы промокли до нитки, и из меня вырывается истеричный смех, когда я вижу, какой бедлам мы сотворили. Ученики выбегают из классов, крича и плача с тушью, стекающей по их щекам.

Рэв тащит меня на улицу, где, как ни парадоксально, полил дождь. Однако ливня я не замечаю. Все, на чем я могу сконцентрироваться, — это нахождение под дождем с хулиганом, который так же изумительно испорчен, как и я.

Наши груди быстро вздымаются и опускаются, пока адреналин скачет между нами. Мою кожу покалывает, и это не связано с холодом. Он отпускает мою руку, но не уходит.

Белая рубашка облегает его мускулистое тело, и когда он закатывает рукав, я замечаю татуировку на его запястье — звезда в окружности с двумя полумесяцами по обе стороны. Хочется узнать ее смысл, но с этим придется повременить, поскольку двери распахиваются, и на улицу роится шквал студентов.

Рэв проводит длинными пальцами по мокрым волосам, оттеняя свое безупречное лицо. Он слизывает капнувшую каплю дождя со своих пухлых губ. Я ей завидую.

— Что стряслось? — спрашивает девчонка у своей подружки, выжимая свой мокрый хвост.

— Донна Джо сказала, что шкафчик Жизель сгорел! — отвечает ее подруга, пока я чуть ли не проглатываю язык. — Судя по всему, там был ее доклад и ноутбук. Надеюсь, у нее есть резервная копия. Иначе девчонке трындец. Он должен быть сдан на этой неделе.

Рэв не реагирует.

Он просто ухмыляется, прежде чем проталкивается через студентов, оставляя меня ошеломленной. Почему он так поступил? Он поступил так ради меня? Возможно, благородство все же не померло.