Добив в подствольный магазин привычно зажатые в руке три патрона, которые, хвала светлым богам, уже были с шестёркой, а не с восьмёркой, он снова выстрелил. И снова попал, как надо. И ещё смачнее вышло, потому, что не восемь картечин в патроне, а десять-двенадцать! А тут и дроби «два нуля» за глаза хватит, и даже лучше было бы. Ну, уже жалел об отсутствии дробовых патронов, чего ныть? Нет — значит, нет, проехали!

Чёрт, ну неужели же Фабий прав, и, если снести эти помойные пучки полностью, у них всё получится, да ещё и так просто? Потому что на этот раз изменения были бесспорны, и намного заметнее, чем прежде. Казалось, сам воздух вокруг него вдруг сгустился и задрожал киселём. Он, конечно, был доволен результатом, но к горлу вдруг подкатила дурнота, словно он внезапно провалился в ловчую яму. Валера сглотнул вязкую слюну. Еще пара выстрелов, и он снесёт этот шаманский веник окончательно и бесповоротно. Всё же прикрытие пулемётами, снайперами и магией и они четверо — это намного приятней, чем просто они четверо против шести, из которых двое ещё и шаманят!

Но тут вдруг, будто бы соткавшись из этого дрожащего кисельного воздуха, справа от него, буквально в двух шагах, проявился человек. Он был какой-то мерцающий, подрагивающий, словно бы весь подёрнутый рябью. «Да ты-то откуда нарисовался?» — промелькнуло в голове.

Это был невысокий, но очень мощный харазец, голый по пояс, в одних только чёрных, изрядно застиранных и заношенных шароварах, и босой. Никакого оружия в руках у него не было, но Ларя вдруг царапнуло понимание, кто это такой, и обожгло ощущение, что он не успевает катастрофически, хотя его «Таран» словно сам собой уже начал стремительный доворот на врага. Только тот оказался ещё быстрее, просто нечеловечески быстр. Так быстр, что его движения почти смазывались в полосу. «Таран», отбитый непойми чем, бесполезно рявкнул, бороздя картечью стену дома, а сам Валера, даже не успев испугаться, уже валился на землю, нокаутированный вторым ударом харазца.

Юрец Пряхин, он же Рыбачок, после сеанса связи ещё раз огляделся. Устроился он, вроде бы, неплохо. Дровяник не давал никому подобраться с тыла, поленница прикрывала от сарая с пузырём, но не мешала его собственному скрытному перемещению, давая при этом укрытие при стрельбе. Оно, конечно, «Таран» не так сильно сможет постучаться в защитную сферу, как «Светка», но, тем не менее. Кстати! Быстренько выщелкнув картечные патроны, он закинул в магазин пулевые, но только первые три в очереди. Тут, как раз, и бабахнула мамонья граната, и сразу ещё раз, и, неожиданно, ещё и третий. Мамон в своём репертуаре, гренадёр херов…

Понятно, что граната не фугаска из «Василиска», но… Чёрт, чуть ведь патроны не обронил, а ведь ждал же взрыв! Правда, один, а не три.

Подумал-подумал, и переснарядился, пока можно было. Последние два патрона (ну, то есть, последние в очереди на выстрел, а не на зарядку) закинул не просто картечь, а картечь с серебром. Может, на шаманов-то она, как на оборотней, позлее действует, чем простая картечь? У него был «Таран» со средней длиной ствола, в 63 сантиметра, и складным прикладом. Но трубка магазина была как на коротком, на 5 патрон. Ну, и шестой в стволе, тоже пулевой. Итого четыре выстрела первой очереди с пулей. Однако вынутую из магазина картечь далеко он тоже не убирал. Впихнул в держатели на прикладе огневую и серебряную закрутку. В правой же руке он держал два простых картечных патрона. Если что, так докинет их в магазин. А понадобится ему зажигательная или серебряная картечь, так просто обронит из ладони обычные патроны на землю — и вся недолга!

Ещё раз тщательно огляделся, прежде чем палить. Бережёного бог бережёт, а небережёного в данном случае закапывают. Сзади, сбоку — чисто. Фабия он может прикрывать, а вот Валеру и Мамона — нет. Ага, боевые пары, как же. Как лошпеты педальные. Да и даже того же Фабия прикрывать… Нет, если на него ломанут из сараюхи, то тут я король, подумалось Рыбачку. Фланг и всё такое, и поленница надёжно меня прикрывает. Короче, место козырное. Но вот только сам их командир… Все поныкались там, где были. И вот укрытие у обер-Игорёхи так себе, честно говоря. Ни выскочить, ни сманеврировать. И, если будет активничать, то рано или поздно его прищучат. А он будет. Вообще складывалось ощущение, что Фабия не гасят наглушняк намеренно, так, огнём, точнее, льдом слегка давят. Чтобы не борзел и не высовывался. И это наводило на нехорошие мысли. Юрец очень не любил, когда с ним играли в кошки-мышки. Ну, когда он не кошка. А тут, похоже, так и было, и мышками как раз была вся их четвёрка. Хоть боги их от Тополя спасли на этот раз, этот от всей дури дал бы стране угля. Мелкого, но… Короче, много. Правда, самого Юрца супостаты, вроде, даже и не видели. Или видели, но не могли сквозь сарайное окошко попасть? Пожалуй, я буду шхериться, исходя из максимальной угрозы, решил в уме Пряхин. Это само по себе говорило о многом, ибо Рыбачок был парень бедовый и рисковый. Так что, приказал он сам себе, Фабия пасём, вокруг бдим, жопу прячем.

Нуте-с, теперь с этим шаманством злопакостным. Угловые привязки ему были не видны, только вот эти вот чёрные молнии от них. А главный якорь всей этой байды — туточки он, пожалуйте бриться! Центральная опора этой, как её там, короче, коновязи паскудной — как на ладони, практически. Вот она, всего-то в десятке метров от него. И как же её сковырнуть? Он глянул вверх, где, строго над столбиком, молнии сходились в спираль. И сразу отвёл взгляд. В глазах рябило, гадское вращение словно завораживало, и тут же начинала болеть голова. Ну, уж точно не картечью, этакую мыргалку картечь не проймёт. Да и гранатой её тоже не свалить.

Центральная опора колдунства представляла собой надёжно и, видимо, глубоко вбитое в землю обтёсанное бревно, сантиметров эдак в тридцать толщиной. Именно вбитое, верхний торец бревна был слегка растрощен и размочален. Интересно, кто и чем его с такой силой вколачивал, бабы-колотушки или молота рядом не видно… Бревно торчало из земли примерно на шестьдесят-семьдесят сантиметров. Кабы не эти скрутки-молнии в десятке метров строго над ним, так мог бы и не обратить внимания. Ну, столбик, и что? В отличие от угловых закрепок, никаких чёрных соплей из него не исторгалось. Правда, само бревно было всё испещрено грубой и какой-то даже небрежной резьбой. Но глубокой. И ещё оно было густо измазано, судя по всему, кровью.

Для порядка два раза стрельнул в сарай. Тот, кто думает, что пулька из двенадцатого калибра на двадцати метрах это несущественный пустяк — сильно ошибается. Сарайка была каркасной, обшитой внахлёст досками. И вот какая там доска — дюймовка? Сороковка? Да даже и двухдюймовую прошьёт, а Мамона зато уже не затронет, самое то, что сейчас нужно.

И только тут он сообразил, что молочный пузырь защиты после бабаханья гранат пропал, а из сарая доносятся выстрелы, и, стало быть, летят пули, а не ледяные молнии. Ай да Мамон, ай, молодца! Похоже, теперь у нас ствол на ствол, что радует, хотя… Вот же она, центральная точка колдовства. Как крутились над ней сумасшедшим калейдоскопом эти чёрные моргалки, так и вертятся. Моргалки-моргалы… «Ах, эти чёрные глаза»… И, стало быть, как были они отрезаны от своих, так и остаются. Но, однако, похоже, что шамана теперь хватает только на то, чтобы держать это своё главное колдовство. Значит, что? Значит, не спуская глаз с сарая, давя харазцев огнём и не давая им оттуда выбраться, надо как-то разобраться со столбом. И делать это придётся Рыбачку, больше-то некому.