Мамон! Пошла коза по кукурузе! Хуярь с богом!

Глава 3, в которой сплошной зоопарк, коза идёт по кукурузе, а зайчик помирает. Да и волки тоже. Потому что «Пиф-паф, ой-ой-ой!». Серия 1

Грачёв, оттопырив нижнюю губу, убрал переговорник на прочном шнурке за воротник и опустился на одно колено. И верно, что-то он растрынделся. Дощатая стена сараюшки — так себе защита от выстрела из винтовки на звуки его воркования с Фабием. Вернулся в полуприседе и на мягких лапах к углу, и внимательно осмотрел цоколь кирпичного фундамента. Чугунные осколки от ГОУ-2 с двойной рубашкой прошьют доски не хуже, чем винтовочная пуля, так что укрытием стоит озаботиться всерьёз. В принципе, высоты фундамента хватит, чтобы заныкаться так, что жопу осколками не побреет. И вот промоина за углом очень подходящая, чтобы в ней залечь. А за углом — так это потому, что, если гранаты даже и не проломят щит, то вот на них-то уж точно ответка прилетит, и бить будут почти наверняка именно сквозь ту стену, в которой окошко. Только вот винтарь ему придётся тут, в «зауголье», на время оставить. А иначе не прокрутить ему всё то, что задумал, сильно эта оглобля сковывать его будет и мешать. Ну, ничего, злодеи все пока внутри, а само дело займёт всего несколько секунд, да и револьверы-то при нём, как не крути. Начали снова стрелять Фабий и Пряхин, отвлекая от него, и Грачёв невольно втянул голову в плечи. Оно, конечно, под окошком от Фабия его пузырь закрывает, но стрёмно-то как! А тут и сейчас вообще ничего не закрывает! Фабий, конечно, Зоркий Сокол, токмо на каждую старуху находится проруха… Ладно, хули тут думать, трясти надо.

Мамон аккуратно пристроил винтовку рядом с намеченным укрытием так, чтобы не плюхнуться на неё в горячке после бомбометания, с одной стороны, и чтобы её не посекло осколками, с другой. Расстегнул и раскрыл клапаны револьверных кобур. Сам он всегда говорил «кaбура». Внимательно, очень-очень внимательно огляделся. Увидел едва высунувшегося из-за угла дома Беловолова. Фабий, будучи основной отвлекающей силой, долбил по сараю, как сумасшедший дятел, сильно, надо сказать, рискуя. Затем Грачёв тихохонько, гусиным шагом, прокрался назад за угол, под самое окошко.

Скальпелем, значит, а не топором? Ща будет скальпель! Мамон почти что нежно достал из подсумка две гранаты, отогнул усики у их чек, внимательно осматривая при этом фанерку, прикрывающую окошко. Она была просто и незатейливо, косо, в распор, воткнута в проём за ржавой решёткой, и даже отходила от неё. Понадеявшись на вечный авось, он так и не стал проверять, закреплена ли фанера или нет. И то, начнёшь проверять, а тебя как раз услышат, заметят и ответят. И всё, привет горячий, а не бомбометание! Размашисто перекрестившись прямо с гранатой в руке и трижды сплюнув через левое плечо, он выдернул кольца. Не-не-не, не зубами или большими пальцами, так только в кино! Зубами — это если они лишние. А большими пальцами — когда они как у гиббона, длинные, гибкие до невозможности, и могучие, как вампир. Когда две гранаты сразу — это указательными пальцами прихватываешь кольцо гранаты противоположной руки и сильно, но не резко их, то есть руки, а не пальцы, в стороны разводишь. Что он и сделал. И отпустил скобы. Звук, с которым они отскочили, щелчок ударника по капсюлю-воспламенителю и шипение задымившего замедлителя показались оглушительными, казалось, их невозможно не услышать в сарае. Но — не услышали. Мамон плавно и тихо встал с колена и, дотянувшись до окошка, отжал обеими гранатами фанерку. А затем просто уронил их внутрь. Но не стал сразу падать за угол, а, считая про себя, быстрее мухи выдернул из сухарника ещё одну гранату, армейскую «феньку», и, выдернув чеку, отправил её следом за товарками. И уж только потом галопом, но тихо, очень-очень тихо, нырнул в ту самую присмотренную ложбинку за углом вдоль фундамента, вжался в сорняки и накрыл голову руками. Вот странно, Мамон и в самом деле мог шлангануть и пойти даже на прочёсывание зелёнки с половиной магазинов в подсумке, но к гранатам отношение у него было совсем иное, любовно-трепетное. И, помимо штатных, у Грачёва всегда имелась ещё одна-две неучтённых гранаты.

Ему казалось, что он даже слышит через стену, как сработал первый запал. Бухнуло, сначала первая ГОУ, затем, через секунду-другую, а может, и долю секунды — вторая, но он бесконечные доли мгновения ждал третьего взрыва. Дождался. По доскам сухой гороховой дробью трижды пробарабанили осколки, а пара-тройка, как он и ждал, проломили их, один так даже вжикнул почти над ним. Удивительно, но взрывом не выбило ни одной доски, чего он опасался больше всего. Нет, шестьдесят грамм взрывчатки, конечно, это не бог весть что. Но, отражаясь от щита, да в сарайную хлипкую стенку… Да три штуки сразу… Мамону не было видно, что там с шаманским пузырём, но сквозь стену донеслось гортанно-шепелявое харазское гырканье. Значит, даже если щит и слетел, овцеёбы всё же ещё живы. Однако из сарая пока что не стреляли.

Грачёв вовсе не был сорвиголовой, как тот же Юрец, и не был махровым раздолбаем, хотя и упорно казался им. Ненужного риска он на самом деле терпеть не мог. Да даже вот так с гранатами, в однорыльник и без прикрытия — глупость и пустая бравада с никчемушным позёрством. Как и то, что он собирается сделать теперь. За углом он никому из своих не будет виден, и никто его ни прикроет, ни подстрахует. Так что нервяк подколачивал, а то! Но, однако, надо!

Проворно заполз за угол. Сначала кормой, потому как лежал он ногами к углу, а затем нормальным ходом, вжимаясь в землю и не отклячивая зад, ввинтился почти под окошко. Пейзаж изменился. Землю обильно притрусило пылью и всякой дрянью, которую выбивает из всех щелей после близкого взрыва, да какими-то кусками и обломками. Ну, и осколочки. Он чуть ладонь не пропорол, а уж китель точно штопать придётся, кто бы сомневался! Достал «Чекан», тот, что с экспансивками, со стволом в 152 миллиметра. Огнебойно-серебряный у него был короче, 102 миллиметра ствола. Даже в суматохе скоротечной перестрелки не спутаешь.

Экспансивки через доски — это плохо. Но не серебром же ему палить! Подумав, вздохнул, чуть отлип от земли, поднял руку со стволом повыше и в темпе отстрелялся сквозь стену, меняя при каждом выстреле положение руки. И тут же змеёй заструился обратно, в ямку за углом, перезаряжаться. На этот раз злодеев проняло, и пули изнутри застучали в доски обшивки сарая почти сразу после его канонады, он ещё даже и руку до конца не опустил. Били они, выдирая щепу, веером и примерно в метре от земли, так что он похвалил себя, что так и не привстал, а только задрал руку со стволом. Он чувствовал, что покрывается гусиной кожей.

Осыпаемый щепками и древесной пылью от пробоин (ему казалось, что в стену над ним лупит пулемёт, хотя на самом деле было выстрелов пять-шесть, не больше), Мамон прытким ужиком добрался до угла и завернул за него, буквально обтекая своей неряшливой, но нежно им любимой тушкой. Как он и предполагал, стреляли только в стену с окошком. Что отнюдь не сподвигло его вставать, свои-то ведь тоже палили во всю дурь! А словить пулю от Ларя или Юрца будет ещё обидней. Ну, ладно, от них-то как раз маловероятно. Помпа Беловолова бухала от ворот, и по плану она вовсе не сюда направлена. А от Юрца прилететь может только через сарай насквозь, что, с учётом того, что у него, как и у Валеры, на этом выходе «Таран», совсем даже нереально. Но вот от Фабия — вполне, вполне. Перевернувшись на спину, Грачёв откинул влево барабан «Чекана», и по-барски высыпал гильзы на землю. Хрен с ними, потом подберёт! И лишь только Мамон, лежащий пластом с пустым стволом, потянулся за скорозарядником, как что-то заставило его глянуть направо, в сторону ворот. На него, капая слюной из разинутой пасти, нёсся здоровенный волк-оборотень. Точно оборотень, не псина какая-нибудь, ибо перекинулся он лишь наполовину, руки (или всё же лапы?) почти людские, да и бежал он на задних. Грудь широкая, мощная, и прямо вот на глазах всё гуще зарастала серо-серебристой шерстью. Пакость неслась очень быстро, хотя ему всё виделось, как в замедленной съёмке и очень чётко, потому и шерсть на груди разглядел. И была тварюга уже совсем недалеко от него… Он чуть не обмочился и заорал от неожиданности, так что от конфуза спасла только одна мысль. Бля, а ведь там, откуда она скочет, Валерик! Или что, теперь надо думать, там был Валерик?

Беловолов наблюдал за пластунскими подвигами Мамона из-за ближнего к воротам угла дома. Зеркальце из полированной нержавейки на длинной ручке доставать поленился, всё же маловероятно, что через глухую стену сарая его заметят. Хотя этих шаманов пойди разбери… Дождавшись первого взрыва гранаты, он перевалился за угол, спиной к стене дома, на автомате огляделся. Чисто. Но, всё равно, так же на автомате опустился на колено, уменьшая свою высоту, как цели. Теперь, что бы там не творилось, в ближайшие несколько минут у него своя работа. Всё же хорошо, что он в этом выходе не с винтом, а с помпой. А то легко сказать бы было, «стреляешь по пучкам»! До ворот от угла дома, где он приховался, метров пятнадцать. Оно, конечно, попадет из «Светки», наверняка. Только всему этому народному творчеству, пышно расфуфырившему прутики, пёрышки и прочее говно и палки, урону от винтовочной пули будет куда меньше, чем от порции доброй картечи в добром двенадцатом калибре. Как раз вот максимально стебанёт. Даже крупной дроби пожелалось, но — чего нет, того нет! В темпе, но не забывая после каждого выстрела корректироваться, отбабахал три раза по венику на воротах. Ему показалось, или чёрная хрень, идущая от амулета, задрожала? После третьего выстрела пучок уже существенно скукожился, Беловолов даже видел, как, крутясь, от него отлетала какая-то косточка, да и прутиков в нём заметно поубавилось. Но вообще он балбес, самокритично решил Валера. Потому что картечь 8 миллиметров ему сейчас как бы и крупновата.