Следовало признать, что он предпочел бы покончить с жизнью при помощи лекарств. Просто уснуть и не проснуться. Но он не подготовился, и у него не было запаса рецептурных обезболивающих.

Он уселся за стол и посмотрел через комнату на одну из своих любимых картин работы местного молодого художника. Ему нравилось поддерживать талантливых ребят, а они отвечали ему любовью. Он сделал много полезного для общего блага, и многие удивятся, узнав о его смерти. Некоторые даже будут скучать.

Зазвонил мобильник. Удивительно. Он и не заметил, как сунул его в карман. Как это нелепо, учитывая обстоятельства. Но он достал телефон и увидел, что звонит Розалинда. Боже, он ведь любил ее. Вздохнув, он заглушил сигнал. А через несколько мгновений заглушил и себя.

Иногда человек достигает предела, когда потребность в сне уже нельзя игнорировать. Рени его достигла. Несколько часов спустя после визита к Морису она вернулась в пустыню и уже шла в спальню, когда позвонила мать.

— Я беспокоюсь за Мориса. Его машина у дома, но в доме нет света.

Видимо, Розалинда не знала об их сегодняшнем визите.

Это было само по себе странно, потому что Морис рассказывал Розалинде все.

— Пыталась ему позвонить, — продолжала она, — но он не берет трубку. Он всегда отвечает, когда видит, что это я. У меня есть ключи от его дома. Может, мне зайти?

Может быть, это ничего не значит, может, ушел куда-то или сбежал. «Его машина у дома».

— Нет. Звони «девять-один-один». — Рени схватила куртку. — Я еду.

Уже в пикапе, направляясь к Палм-Спрингс, она набрала номер Дэниела.

— Встретимся там, — ответил он.

Возле дома Мориса уже стояли скорая помощь и две полицейские машины. Она заметила и пустой внедорожник Дэниела. Розалинда стояла перед домом Мориса, растерянная, в пижаме и светлом халате, волосы растрепаны, лицо без косметики, все заботы о внешности оставлены ради заботы о друге.

— Все плохо, — всхлипнула она. — Какой ужас. Он мертв. Мертв.

У Рени перехватило дыхание и подкосились ноги. Пришла эсэмэска от Дэниела, подтверждавшая слова матери. «Не входите в дом».

Появилась соседка и принялась успокаивать Розалинду. Преодолев первое потрясение, Рени быстро пошла к дому, ориентируясь на голоса. Прошла через гостиную, поднялась по лестнице в главную спальню с примыкающим кабинетом. Там были Дэниел и медики со скорой в запачканных кровью перчатках. Кто-то делал фотографии, детектив рисовал план комнаты. Увидев ее, Дэниел поспешил навстречу и, положив руки на плечи, попытался развернуть ее и вывести. Она молча обошла его и остановилась.

О, Морис.

Милый, милый Морис.

Это ее вина.

В костюме и при галстуке, он сидел в офисном кресле, уронив голову на стол, у ног лужа крови. На нем были его любимые туфли. «Ты пощупай эту кожу! Такая мягкая!» Посреди стола лежало забрызганное кровью завещание. Но куда интереснее оказались аккуратно разложенные предметы. Ожерелья, трусики, серьги, лифчики, перехваченные резинками локоны волос.

Вот они, трофеи.

Нервный узел, отвечающий за биологические часы Рени, полностью отказал. Временами ей казалось, что с момента самоубийства Мориса прошли месяцы. В следующий миг — часы. Она уже даже не вспоминала о еде и сне. Какие-то добрые люди приносили еду в дом матери, но внутрь не входили. То ли побаивались, то ли проявляли деликатность. Приезжал Дэниел, иногда молча сидел с ними, иногда расспрашивал о Морисе.

Увы, мать Дэниела так и не нашли, но ФБР все еще вело поиски, и в пустыне продолжались раскопки. Шанс оставался.

Она сказала Дэниелу, что уходит. Надо было поддержать мать, только что потерявшую ближайшего друга, и позаботиться о себе. Кроме того, в ее неоднозначной ситуации лучше было отойти в сторону. Она была рада, что ее работа в убойном отделе, если это можно было назвать работой, кончилась. После смерти Мориса она жила в городе, дома у матери, спала в своей прежней комнате, и когда просыпалась среди ночи, не сразу понимала, где находится, а потом с болью сознавала, что в соседнем доме больше нет Мориса. Но Розалинда, кажется, справлялась, и сегодня вечером Рени собиралась попозже уехать. Оставаться здесь было ей не на пользу.

И снова, совсем как после ареста отца, помимо боли от потери Мориса, оставалось его участие в преступлениях. Он не оставил посмертной записки или другого письменного объяснения, и оставалось неясным, был ли он сообщником отца. Это было так непохоже на Мориса. Но она могла допустить, что он помогал закапывать тела и, возможно, хранил трофеи Бена.

Если бы только она допрашивала его чуть осторожнее. И не уехала сразу, а провела с ним вечер, поговорила. Но тогда у нее голова шла кругом, и она хотела покоя, хотя бы на несколько часов.