Первые дни после его смерти для них с матерью тянулись мучительно, они просто проживали их, минута шла за минутой. Где-то в этот период утраченного времени она позвонила Габби Саттон, зная, что та слышала новость. Как иногда бывает в разговорах на болезненные темы, они отвлеклись на керамику, и Рени снова пообещала что-нибудь сделать для нее.

Если верить календарю, прошло всего несколько дней после того, как Мориса нашли за его столом, хотя казалось, что прошли недели. На столе в кухне стояли несколько поилок для колибри, заказанных по интернету, потому что ни Рени, ни Розалинде не хотелось контактов с внешним миром и с ошивавшимися на улице репортерами. Рени стояла у выключенной плиты, помешивая деревянной ложкой сахарную воду в кастрюльке. Кафель холодил ее босые ноги, бриз струился сквозь двери патио, принося аромат апельсинового цвета со слабым оттенком гари. Выросшая здесь, Рени прежде не замечала вездесущий смог, накрывавший город. Пока она не перебралась в пустыню, она не осознавала, что этот особый запах, напоминавший ей о доме, на самом деле автомобильные выхлопы.

Она отложила ложку.

— Пожалуй, уже остыло.

Дом Мориса все еще был окружен желтой лентой как место преступления. Следователи, включая Дэниела, приходили и уходили, а Розалинда все беспокоилась о колибри Мориса. Со своего заднего двора они заметили пустые поилки и снующих между ними в поисках нектара колибри. Их внимание переключилось с трагедии на действие — появилась возможность сделать нечто безусловно позитивное.

Они не стали покупать фасованный нектар, а приготовили свой, из белого сахара, следуя примеру знатоков. Морис и ее отец всегда настаивали, что нужно делать его самим, беспокоясь о вредном красном красителе и плохо вымытых поилках, суетясь и волнуясь из-за прикормленных ими птиц.

Противоречие не могло не бросаться в глаза. Мужчины, охотившиеся на людей, трогательно заботились о самых крохотных птицах. Возможно, одно с другим не связано, или же их обоих утешало, что, даже отнимая жизни, они в то же время помогали выживать этим маленьким существам.

Все, что имело отношение к птицам, она усвоила из отцовского увлечения орнитологией. Отец рассказал ей абсолютно все о колибри еще до школы, и там она могла гордо и высокопарно фонтанировать информацией, к восторгу или скуке слушателей, в зависимости от публики. Она до сих пор помнила, что они машут крыльями с частотой от двенадцати до восьмидесяти раз в секунду, создавая то самое гудение, которое слышно человеку. Знала, что их пульс достигает тысячи двухсот ударов в минуту. Что у них самый быстрый обмен веществ из всех теплокровных существ. Большинство живет от трех до пяти лет, так что ни одну из птиц, прилетающих теперь к поилке Мориса, никогда не кормил Бен Фишер, хотя вполне возможно, что он кормил их родственников, потому что птицам свойственно возвращаться в те места, где они вылупились из яйца и оперились.

Чтобы наполнять красные поилки, не нужно двух человек, но они делали это вдвоем. Можно назвать это поиском взаимного утешения. Розалинда держала поилку над раковиной, а Рени медленно вливала туда прозрачную сладкую жидкость. Наливая, она думала о том, как в городе восприняли смерть Мориса. Все были потрясены и опечалены. И она тоже. Время расставит все по своим местам. Она хотела бы ненавидеть его, но не могла найти в себе этого чувства. Что это говорит о ней? Что она испорчена?

Мориса любили и уважали, и его многим будет не хватать. Некоторые отказывались верить, что он мог иметь что-то общее с убийствами. Даже после того, как обнаружилось, что из пистолета, который послужил орудием самоубийства, застрелили Кармел Кортес. Вероятно, она обнаружила его причастность к преступлениям, и он убил ее, чтобы заставить замолчать. Но почему Бен привел их прямо к могиле? Он наверняка знал. Должно быть, Морис рассказал ему. Может, Бен таким образом мстил за отношения, которые возникли у Мориса с Розалиндой? За то, что Морис практически занял его место?

Тем, кто любил Мориса, хотелось верить, что его подставили. У Рени тоже возникали такие мысли, она даже задумывалась, действительно ли его смерть была самоубийством. Но видео из дома, где жила Кармел, запечатлело Мориса, идущего к ее квартире. Консьерж опознал его по фото. А криминалисты, восстановив траекторию пули, доказали, что Морис застрелился.

Камеры системы безопасности в доме Мориса не зафиксировали никаких гостей, кроме Дэниела и Рени. Когда эта информация просочилась в прессу, Рени снова стала мишенью для подозрений. Даже присутствие Дэниела в качестве алиби не останавливало тех, кто выдумывал различные объяснения, чтобы спасти репутацию дорогого им человека.

Она привыкла, что ее считают злодейкой. Она уже выработала иммунитет, но ненавидела торчать в городе, среди вечно любопытных зевак и ненавистников. Она не хотела, чтобы из семейной трагедии Фишеров делали развлечение.

— Чертовы птицы, — сказала Розалинда, ставя наполненную поилку и беря пустую.

Розалинда имела в виду не самих колибри, а того, кого они воплощали. Напоминания находились среди самых обыденных и повсеместных вещей.

Наполнив все три поилки, они вынесли их наружу, на свой собственный задний двор и повесили на кронштейны, давным-давно установленные отцом. Они пытались переманить к себе птиц от Мориса и дать им привычный корм.

— Что ты собираешься делать с клеймом для керамики? — спросила Розалинда, пока они разглядывали только что повешенные поилки, гадая, как скоро птицы их обнаружат.

Клеймо стало уже известным. Но отныне оно каждый раз будет напоминать ей тот день, когда отец взял ее с собой, чтобы закопать жертву в пустыне.

— Я пока не решила.

— Никогда не сомневалась в Морисе, — сказала мать, явно не в силах перестать думать о нем. — Теперь я вижу, какой дурой была. Они с твоим отцом были так близки. Однако я любила Мориса. Я и сейчас его люблю.

— Я тоже.

Большинство людей не могут начать сначала. Это заблуждение. Пока память человека не стерта, начать все сызнова невозможно, можно только двигаться дальше. Даже если сжечь проклятый дом, он все равно останется в вашей памяти. Несколько раз за последние несколько дней Рени представляла, что поедет в пустыню и закрасит ту нацарапанную на камне птицу. Можно подобрать краску под цвет скалы, и никто ничего не заметит, как не было.

Но она-то будет знать, что птица там, под краской.