— Я видела сон, — сказала звонившая.

Рени не сразу узнала голос Габби Саттон, а узнав, села в постели и включила лампу.

— Возможно, это ничего не значит, но ваш визит взбудоражил мой мозг.

Она шептала, и Рени представила, что она прячется в ванной или на патио, чтобы не разбудить мужа.

— Мне приснился тот вечер, — сказала Габби. — Когда он напал. Там были вы. Вы были взрослая, но все остальное было так же. Я еще подумала, что это не по-настоящему, раз вы взрослая, а не ребенок. Знаете, как бывает во сне — наполовину реальность, наполовину чушь. Но все равно, там кто-то был. Еще один человек. Кто-то кричал и велел вам вернуться в машину.

Сны — не воспоминания. Во сне человек часто подсознательно пытается разобраться в чем-то, а Габби много в чем пришлось разбираться. Рени пыталась придумать, как повежливее посоветовать ей снова лечь и попытаться уснуть, когда та вдруг сказала нечто такое, от чего у Рени заколотилось сердце.

— Мужчина плакал. Говорил что-то о разбитом сердце. И еще он назвал вас «малютка Рен». Именно так. Во сне я еще не сразу поняла почему.

Рени была логически мыслящей девочкой, и ее саму это прозвище всегда раздражало.

— Не знаю, есть ли тут какой-то смысл… — сказала Габби, не подозревая, какое впечатление произвели ее слова.

Рени вылезла из постели и натянула толстовку поверх футболки, в которой спала, неуклюже перекладывая телефон из одной руки в другую.

— А еще, когда вы ушли, я задумалась, не грозит ли мне опасность, — продолжала Габби. — Как вы думаете, может, я зря беспокоюсь? Или есть риск для моей семьи? Мужу я не говорила, что вы приходили, но, может быть, стоит рассказать.

Это многое говорило об отношениях Габби с мужем, и Рени мысленно посочувствовала, что той не с кем было поделиться своими переживаниями.

— Пожалуй, имеет смысл рассказать ему. — Она также понимала эту потребность отгородиться.

— Я старалась изо всех сил, чтобы прошлое не вторглось в мою жизнь. — Габби пыталась представить все в благоприятном свете. Есть разные формы жестокости, и равнодушие к чужим страданиям — одна из них.

— Вторжение уже произошло, в тот вечер, — мягко ответила Рени. — Думаю, что всем в вашей семье стоит быть бдительными. Ничего особенного, просто иметь это в виду. Опасность может грозить вам только в том случае, если кто-то решит, что вы что-то знаете. Все эти годы никто вам не угрожал. Мы сохраним все в секрете, и ваше имя не попадет в прессу, — пообещала она. — Конечно, принимайте обычные меры предосторожности. Включайте сигнализацию. Не паркуйтесь в неосвещенных местах. Не ходите одна после наступления темноты.

— Я и так ничего этого не делаю, с тех самых пор.

Габби приоткрыла ей дверь в свой полный страхов мир. Рени не знала, как сама бы справилась в такой ситуации, но с недавних пор решила не поддаваться страху и не поворачиваться к нему спиной.

— Извините, что разбудила вас.

— Ничего страшного, не стесняйтесь звонить в любое время.

Закончив разговор, Рени босиком прошла по дому, по леденящему ноги бетонному полу, который тоже по-своему успокаивал ее. Холодный бетон. Она миновала свои полки с керамикой, чашами и кружками, высохшими и готовыми для обжига. Казалось, прошли месяцы с тех пор, как она их вылепила, хотя это было совсем недавно. В кухне она приготовила себе чай и выпила его в саду, сидя в железном кресле-качалке, которое нашла на блошином рынке. При желании в нем можно было раскачиваться, нажав на рычаг.

Раздумывая, могла ли Габби где-нибудь услышать это прозвище, она подобрала под себя ноги, натянув толстовку на голые колени и, обхватив ладонями кружку собственного изготовления, попыталась припомнить подробности того вечера, на этот раз с учетом того, что сообщила Габби. Бесполезно. Но над головой поблескивал Млечный Путь, вдалеке завывала стая койотов. И это тоже ободряло.

Чувствуя себя спокойнее просто оттого, что она дома, Рени глотнула чая и подумала было позвонить Дэниелу, но вместо этого послала ему эсэмеску, которую можно проигнорировать или проспать, — с просьбой позвонить, когда проснется.

Он позвонил немедля.

— Это что, какое-то приложение для засыпания, вой койотов вместо белого шума? — спросил он. — Я больше люблю звук дождя, койоты слегка отвлекают.

— Вам надо подольше побыть в пустыне. Это настоящие койоты.

— Уверен, что мне понравится, когда вокруг словно воют бесы из ада.

Она засмеялась и рассказала ему о звонке Габби.

— Не хочется говорить такое, — ответил он, — но сны ничего не значат. Вы обе цепляетесь за соломинки.

На его месте она подумала бы то же самое.

— Невозможно сказать, откуда взялась информация, являющаяся в состоянии сна, — продолжал он. — Могла увидеть что-то по телевизору перед сном, или нашего визита оказалось достаточно, чтобы сложилась новая история. Я склоняюсь к тому, что сны в основном наше подсознание, старающееся придать смысл пережитому за день. У меня никогда не было снов, воссоздающих реальность.

В общем, Рени и сама так думала.

— В другой ситуации я бы полностью согласилась. Но есть только один-единственный человек, который называет меня «Малютка Рен».