— Итак, десертик . Сегодня мы с тобой вломимся в психушку, — говорит как нечто само собой разумеющееся и сует мне планшет. Немного удивляюсь, но ничего не говорю, беру планшет, вчитываясь в открытую новостную сводку годовалой давности.

Тут рассказывают о происшествии, случившемся четыре года назад. Зверские убийства в пригороде, было вырезано все население, точнее, десять домов. Подозреваемого нашли всего в крови на месте преступления и аж три года пытались разобраться, как он смог всех убить. Одиночное заключение в СИЗО, множество судов, экспертиз, в итоге все кончилось тем, что парню, чье имя так и не упомянули, п редписали принудительное лечение в психиатрической клинике, так как признали невменяемым.

Я слышал об этом случае, он тогда нехило прогремел, к нам даже представители из других областей приезжали для проведения своего независимого расследования. Отцу хорошо нервы потрепали, а я с линял на месяц в нашу курортную резиденцию, чтобы лишний раз на глаза ему не попадаться. Достал.

— Не то чтобы я был против, но зачем это нам? — уточняю, возвращая планшет владельцу. Он его обратно на стол откладывает и, посмотрев мне в глаза, говорит:

— Потому что он там из-за меня.

— Из-за тебя? Хочешь сказать, ты его так запугал, что у него крыша поехала? Или… о-о-о… — пазлы в голове складываются, идеально совпадая. Четыре года назад произошли убийства. Аман говорил, что четыре года назад стал вампиром, и в то время, сорвавшись, натворил дел. — Это был ты, да? — больше утверждаю, чем спрашиваю.

— Я.

Аман выжидает, и я подозреваю, что моей реакции, но ее нет. Если думает, что я сейчас побегу с криками: «А-а-а, маньяк!» — он сильно ошибается. То, что он маньячелло и с ним небезопасно, я понял еще когда он меня впервые выкрал, а уж после падения со скалы только убедился в этом. Но тогда я ушел не из-за страха, а из разочарования. Я понял, что он обычный человек, как и все мы, со своими заебами. Взять силой то, что не идет само, самая распространенная практика, хотя сейчас люди больше пользуются «купить то, что не идет», так как это более законно, но если окунуться в суть…

— Обдумываешь, боюсь ли я тебя? — произношу вслух свои мысли, вглядываясь в черные зрачки.

— Я чувствую, что нет, — он кладет руки на мои бедра и наклоняется вперед, ко мне, почти касаясь своим носом моего. — Только не пойму, почему ты не боишься быть полностью… иссушенным.

— Я уже говорил, что не боюсь смерти, — пожимаю плечами. — Не стремлюсь к ней, но и не шарахаюсь. Да, когда ты меня скинул, испугался, но это, скорее, внутренний, животный ужас, что идет изнутри, на инстинктах. Но если у меня есть время подумать, то я в состоянии отойти от инстинктов, включив мозг.

Он возвращается в прежнее положение, убрав руки с моих бедер, и я, внезапно для себя, ощущаю в тех местах, где он касался меня, холод. Не такой, как от пониженного градуса, а будто лишился чего-то приятного. Давно ли, интересно, мне стало нравиться, когда меня трогают?

— Отлично. Ну что, поможешь? — спрашивает и слегка качает кресло-качалку , отчего мы приходим в движение, и мне приходится положить руки на его плечи, чтобы не свалиться назад.

— Плохо понимаю, чем я тут могу помочь вампиру, кроме как составить компани ю, но да, помогу. Это может быть интересно, по крайней мере, таким я в своей жизни не занимался.

— Я тоже. А еще у меня нет плана, так что импровизируем, но для начала нужно покурить, — Аман с легкостью поднимается вместе со мной из кресла и идет вниз, на кухню, но не торопится как обычно, движется почти как человек. Очень сильный просто.

— Тебе нравится меня носить? — спрашиваю, когда мы останавливаемся у окна, и Аман вместе со мной садится на стул. Надеюсь, они у него крепкие.

— Да, — его короткий ответ, и мой короткий кивок, после чего вместе закуриваем. В любом случае пока меня это не напрягает, и пофиг.

Выпустив в потолок клубочек дыма, говорю:

— Не думаю, что в больнице есть какая-либо защита на вторжение извне. Вот в обратную сторону должно быть. Ты сможешь его найти?

— Не уверен. Если он и был тогда там, и я по какой-то причине его не тронул, то я этого не помню, запаха, следовательно, тоже. Я знаю только расположение клиники и его имя. Больше ничего выяснить не удалось, даже на фотках его не распознать, он все время прячется от камер. Могу точно сказать, что он парень, от семнадцати до тридцати пяти.

— Как мы будем искать человека, не зная ни внешности, ни местоположения?

— Влезем в доки или хуй знает, может, у них бейджики или именные палаты.

Чуть залипаю на пепел, который скидываю в крупную, мраморную пепельницу. Возможно, у нас и получится, учитывая какими способностями он обладает, а возможно, и нет… если что, он в любом случае сможет сбежать, а меня отец вытащит, так что ничего кроме времени мы не теряем в конечном итоге .

— Может, начнем тогда, прямо сейчас?