Я погружалась все глубже и глубже в руины под нами, что-то ища, хотя и не мог сказать, что именно. Я думаю, что, возможно, я хотела убежать. Ответственность никогда не давалась мне легко, и люди обращались ко мне за советами и указаниями. Там, внизу, во мраке, было уютно. Несмотря на монстров и тяжесть камня наверху, я чувствовала себя в большей безопасности в этом разрушенном городе, чем на свободе на поверхности. Меня поражает мысль о том, насколько все изменилось. Будучи узником в Яме, я жаждала свободы, жаждала снова увидеть небо. Теперь я тосковала по темноте, по тесным каменным границам вокруг меня, по стенам, которые я могла видеть и чувствовать. Возможно, это было влияние Сссеракиса, но, думаю, это было глубже. Я убегала. Опять.

Хорралейн всегда сопровождал меня, был своего рода второй тенью и неутомимым защитником. Он никогда не жаловался, не задавал вопросов и редко отходил от меня. Однажды Иштар последовала за мной во тьму, и я была рада ее веселой компании. Ее насмешки неизменно вызывали у меня улыбку, но вовсе не мое общество заставило ее последовать за мной туда.

Терреланская империя всегда отличалась большой ксенофобией. Люди в ней нетерпимы к другим народам, и это истина нашей культуры, которую правители взращивали на протяжении сотен лет. Я не видела ни пахта, ни тарена, когда Орран еще существовал, и гарны были еще более загадочными. Да. Земляне, в целом, не очень-то приветствуют других. Может быть, в Полазии они немного более развиты, но это империя, основанная и процветающая за счет торговли, и она не может позволить себе дискриминацию. Не сомневайтесь, другие народы Оваэриса не так уж сильно отличаются от землян. Я бывала в Уренгаре, городе таренов, построенном в пещерах потухшего вулкана, и я видела джунгли, которые пахты называют своей родиной. Знаете, скольких землян я повидал за время своего пребывания там? Не много. Так мало, что меня сочли диковинкой. Правда в том, что ни один из наших народов не настолько космополитичен. Они не любят смешиваться, если их к этому не принуждают, как, например, в Полазии или Ро'шане. И все же разнообразие делает нас лучше. Вскоре Иштар почувствовала на себе пристальные взгляды и перешептывания присоединившихся к нам землян, и это было для нее невыносимо. Не раз мне приходилось останавливать ее, чтобы она не использовала мечи в ответ на нетерпимость. Я делала это ради мира, но я спрашиваю себя, не лучше ли было позволить ей преподать дуракам последний урок.

Имико последовала за мной туда всего один раз. Воровка все еще не избавилась от своей меланхолии, и даже ринглет перестал пытаться растормошить ее, предпочтя более веселых людей. Она молчала так долго, пока мы бродили по этим коридорам, что я почти забыла о ее присутствии.

— Ты скучаешь по Ро'шану? — внезапно спросила она. Я повернулась к ней лицом, приказав одной из харкских гончих продолжать работу в качестве разведчика. — Кажется, это было так давно, правда? — Я поймала себя на том, что вынуждена поднять глаза на Имико. Я не могу сказать, когда она стала такой высокой, но она, казалось, возвышалась надо мной, как башня. — Я оставила там много вещей. Деньги, еду. Друзей. — В ее словах была глубокая печаль и что-то еще, нотка мольбы.

Однажды Сильва сказала мне, что во мне есть печаль, к которой она никогда не сможет прикоснуться. Иштар сказала, что мой гнев — это неугасимый огонь, который сожжет все мосты, которые я пытаюсь навести, и меня вместе с ними. Люди всегда будут пытаться объяснить тебе, кто ты, из чего сделана, где твое место и что ты должна делать. Пошли они все к черту! Я сама прокладываю свой путь. Я не позволю другим указывать мне, кто я такая. Я расскажу им сама. Я расскажу об этом всему миру. Я прокричу о своем неповиновении в лицо каждому человеку в этом мире, прежде чем позволю им распоряжаться моей судьбой. Я всегда поступала так. Но не Имико. Она нуждалась в утешении.

Без предупреждения я рванулась вперед и обняла воровку. Она напряглась и вскрикнула. Признаюсь, это было немного больно, как будто она не доверяла мне, не была уверена, что я не собираюсь причинять ей боль. Несколько мгновений я крепко прижимал Имико к себе, и в конце концов она расслабилась и обняла меня в ответ. Когда мы отстранились, в ее глазах стояли слезы, а на лице сияла благодарная улыбка. У меня не было слов, которые могли бы развеять ее печаль, и я не могла вернуть то, что она потеряла. Хуже того, я знала, что она потеряла это из-за меня. Поэтому я предложила ей все, что могла. Себя. В этом кратком объятии я заверила Имико, что буду той скалой, на которую она сможет опереться, несмотря ни на что. Иногда действия нужны людям гораздо больше, чем слова.

— Спасибо, — сказала Имико, вытирая слезы. Я улыбнулась ей, надеясь, что это не выглядело коварно. Сверкающие глаза, бледный цвет лица и постоянная тень на нем могли придать любому немного омерзительный вид, а мои шрамы только усугубляли ситуацию.

Когда со мной пошел Тамура, он с удивлением глядел на темные глубины. Я думаю, что это место, должно быть, показалось ему странно знакомым, но его затуманенный разум не мог вспомнить, когда он был там в последний раз. В тот день мы встретили несколько бесов, и сумасшедший старый Аспект продолжал бормотать что-то о грибах, но все, что он говорил, не имело смысла ни для кого, кроме него самого. Мне пришлось встать между харкской гончей и сбившимися в кучу бесами, чтобы не дать ей напасть на них, и Сссеракису потребовалось еще раз продемонстрировать наши крылья, чтобы убедить монстра отступить.

В углу большой комнаты жалась дюжина бесов. Они были грязные, испуганные и окровавленные. И они поклонились мне, подняв руки, точно так же как в прошлый раз, когда я была там. Я прикоснулась пальцем к каждой из поднятых ладоней, и бесы возбужденно защебетали. Мы оставили их там, уверенные, что они безвредны. Бесы могут быть кошмарами, как и все обитатели Другого Мира, но не все кошмары опасны. Некоторых просто неправильно понимают.

В конце концов, даже Хардт отважился заглянуть в глубины вместе со мной. Он долгое время жил за городом, отказываясь заходить в залы, даже в те, что теперь были над землей. На его лице отразилось новое горе. Ему потребовалось немало усилий, чтобы еще раз отважиться войти в разрушенный город Джиннов. Я всегда чувствовала себя такой маленьким между Хардтом и Хорралейном. Оба считались гигантами из-за своего роста, но дело было не только в физическом росте и телосложении. Они были больше, чем жизнь.

— Тебе не кажется странным, что я чувствую себя маленьким рядом с тобой? — спросил меня Хардт, когда мы шли по коридорам из битого камня.

С каждой вылазкой я находила там все больше Проклятых, наводнявших нижние залы в хаосе и насилии. Мое сотрясение города пробудило их всех от долгого сна, в который они были погружены. Конечно, даже полчище Проклятых не могло сравниться с парой выпущенных на волю харкских гончих. В тот день со мной были двое из этих зверей, и они не отставали от нас ни на шаг.