Я ждала столько, сколько могла. Моя левая рука, как и правая, была сжата в кулак, и я не понимала, насколько это странно. Как только шаги Хардта затихли, я ринулась вперед, в темноту, слезы все еще наворачивались на глаза и грозили пролиться в любой момент. Хорралейн попытался последовать за мной, но я кинемантическим толчком сбила его с ног. Как только темнота сгустилась, я глубоко вздохнула. И я, блядь, закричала. У меня не было слов. Это был крик чистых эмоций, опустошивший меня так, как не смогли бы слова. Стены, пол и потолок туннеля треснули от силы кинемантической ударной волны, которую я не собиралась выпускать на волю. И я заплакала. Громкие, душераздирающие рыдания боли, гнева, сожаления.

Я слышала, как говорят, что у жизни есть привычка пинать человека, когда он падает духом. Это чушь собачья. Жизнь — не какой-то разумный, бессердечный властелин, стремящийся усилить нашу боль. В жизни каждого из нас полно друзей и врагов, часто таких, о существовании которых мы даже не подозревали, и они всегда начеку, когда ты ошеломлен и испытываешь душевную боль. Друзья, конечно, поспешат тебе на помощь, при условии, что ты их не оттолкнул. Враги, с другой стороны, набросятся на тебя, когда ты будешь наиболее уязвим. Не жизнь пинает нас, когда мы падаем духом. Чаще всего наши собственные решения делают свое дело, завершая полный круг и указывая нам на наши ошибки в пути.

После стычки с Хардтом у меня не было желания исследовать окрестности. Какое-то время мы бродили по темным коридорам, но, по правде говоря, это было просто для того, чтобы дать моему другу время выбраться наружу. Я не хотела встречаться с ним, когда выходила на поверхность. В конце концов, я отослала собак поохотиться и повернула назад, с каждым шагом все труднее передвигая ноги. Гнев все еще кипел во мне, но мной овладела усталость. Какая-то часть меня хотела рухнуть прямо здесь и сейчас, прижаться к стене и плакать, пока не перестану. По правде говоря, это была довольно большая часть меня. Я продолжала двигаться, еле волоча ноги, а Хорралейн следовал за мной по пятам. Несмотря на то, что я сбила его с ног, он не оставил меня и даже не пожаловался.

— Люди следуют за силой. — Как всегда, Хорралейн произносил слова медленно, как будто каждое из них взвешивалось со всех сторон, прежде чем сорваться с его губ. Он не мог видеть моих призраков, но Деко рассмеялся над этими словами. Странно, что большинство моих призраков были серьезными существами, почти лишенными эмоций, за исключением меланхолии. Деко, с другой стороны, даже после смерти так же ненавидел меня, как и при жизни. Он усмехнулся и угрожающе двинулся на меня, как будто бессильный призрак мог напугать того, кто носит в себе воплощение страха. — Такова природа. Нельзя винить человека за то, что он встает позади другого, у которого есть то, чего у него нет. Так мы выживаем. Вместе.

Этот человек был более проницателен, чем мы думали.

К тому времени, как мы добрались до поверхности, я разрывалась между яростью и отчаянием. Я хотела возненавидеть Хардта за его предположение, что я когда-либо нуждалась в защите, но в то же время я хотела возненавидеть себя за слова, которые извергала в адрес своего друга. Я не это имела в виду, во всяком случае, не все из этого. Я все еще нуждалась в Хардте, но не как в защитнике, а как в чем-то гораздо более важном. Его дружба и руководство помогали мне сосредоточиться, и я привыкла полагаться на его силу. Я имею в виду не силу его рук, а его внутреннюю силу. Возможно, я и возглавляла эту разношерстную компанию солдат, заключенных и неудачников, но Хардт был рядом с самого начала, поддерживал меня, придавал сил идти дальше. Вот что я должна был сказать своему другу. Я должна была сказать ему, как сильно он мне нужен, и сделать это гораздо более наглядным способом, чем быть парой кулаков. Вместо этого я оскорбила его и прогнала прочь. Иштар была права насчет меня. Я огонь, который умеет только сжигать мосты.

Я была так погружена в свою нарастающую меланхолию, что едва заметила женщину, ожидавшую у входа в городские глубины. Она называла себя Ник и была потрясающей. Слишком красивой, чтобы провести какое-то время в Яме. Блестящие черные волосы и безупречная кожа цвета оникса, глаза, полные злобы, гибкое тело, напряженное, как тетива лука. Я прошла мимо женщины, как будто ее там и не было. Меня спасло только яростное стремление Хорралейна сохранить мне жизнь.

Я узнала о предательстве, когда Хорралейн громко заворчал, и каменный пол под моими ногами превратился в груду щебня. Я изо всех сил старалась удержаться на ногах, споткнувшись, когда поворачивалась. Ник была там, на ее лице была ненависть, а в руках — клинок. Нож был любопытной вещью, длиной с мое предплечье и с зазубренным лезвием, которое скорее порвало бы, чем порезало. Она не сводила с меня глаз, даже когда Хорралейн, встав между нами, занес свой молот для следующего удара.

Хорралейн был быстр, намного быстрее, чем подобает мужчине его комплекции, но она была быстрее. Как раз в тот момент, когда мой защитник занес свой молот, Ник бросилась вперед, скользнув внутрь его защиты, и трижды вонзила свой нож в грудь Хорралейна. Ее глаза не отрывались от меня, устремленные на свою истинную цель. Хорралейн застонал от удивления и боли, из его ран хлынула кровь, а затем Ник отшвырнула его в сторону, как будто он ничего не весил, и здоровяк врезался в ближайшую стену. Он не поднялся.

Именно тогда я узнала истинную личность нападавшего. Я должна была догадаться об этом раньше, должна была распознать ложь.

— Что ж, неделя проникновения потрачена впустую. — Ее голос сочился ненавистью. — По крайней мере, так я смогу увидеть, как ты умираешь, а не воткнуть нож в спину.

— Коби! — Я выплюнула ее имя с так же злобно. Бросив взгляд на Хорралейна, я поняла, что он не собирается вставать в ближайшее время. Его тело дернулось, и большая рука схватилась за грудь. Было много крови, слишком много даже для человека его комплекции. Слишком много крови. Слишком много смертей. Слишком много потерь. У меня отняли еще одного моего союзника, одного из моих друзей. Весь гнев, вся боль, вся ненависть, которые я испытывала под землей, нахлынули на меня, и я закричала в животной ярости.