Иштар лежала неподвижно. Ее нога все еще была заключена в камень, а кровь из глубокой раны на лбу сочилась на шерсть. Проходя мимо, я окликнула ее, и она застонала. Я восприняла это как добрый знак и пообещала, что вернусь, как только проверю Хардта. Здоровяк все еще не двигался, а я отказывалась принимать то, что, как я уже знала, было правдой.

Хорралейн сидел на песке, обхватив голову руками, и раскачивался взад-вперед. Каким бы кошмаром Железный легион ни запер его сознание, открыть замок будет нелегко, и я не могла рисковать тем, что он может сделать с любым, кто попытается привести его в чувство. Люди в таком состоянии имеют привычку срываться с места, не замечая ничего вокруг, только ужас, который поражает их разум. Я чувствовала, как страх пульсирующими волнами исходит от него. От удовольствия у меня закружилась голова, и я чуть не остановилась. Желание прижаться к Хорралейну и впитать его страх было непреодолимым. И к тому же не моим. В то время мне было невероятно трудно отделить себя от Сссеракиса. Чем дольше мы были вместе, тем больше стирались границы между нами. Я думаю, что меня оторвал от Хорралейна только мой собственный страх за Хардта.

— Он жив, — крикнула Имико, склонившись над Тамурой. — Но не в лучшем состоянии. У него сломана рука, и он еще более сумасшедший, чем обычно.

Тамура был жив. Уже утешение. Чувство вины угрожало меня погубить. Все это произошло из-за меня. Тамура атаковал, чтобы отвлечь Железный легион, и остальные отреагировали. Так много людей пострадали, может быть, даже хуже, просто чтобы защитить меня и тот ужас, который я носила в себе.

Когда, наконец, я добралась до Хардта, я рухнула рядом с ним, моя левая нога кричала от боли. Я думаю, что, возможно, я ее подвернула, когда Железный легион освободил меня и я упала. Здоровяк лежал лицом вниз на небольшой горке рыхлого песка. Мне пришлось поднять его руку и прижаться к нему спиной, напрягаясь и толкая изо всех сил, на которые я была способна, чтобы перевернуть его на спину. Он не дышал.

— Ваши тела такие хрупкие, — сказал Джинн рядом. Я даже не заметила, как он подошел ближе.

— Ты можешь помочь? — Надежда — ужасная вещь. Она приводит только к еще большему отчаянию.

— Биомантия — царство Ранд, — сказал Джинн. — Ты всегда можешь поднять его как еще одного из своих призраков.

Я обратила разъяренный взгляд на Джинна. «Если ты не хочешь помочь, то УБИРАЙСЯ К ЧЕРТОВОЙ МАТЕРИ!» Крики редко кому помогают, но время от времени приятно выплескивать свою ярость.

Сильва бы знала, что делать. Ее тело лежало неподалеку, окровавленное из-за раны, которую я ей нанесла. Безжизненное. Она ушла. Я отказывалась смотреть. Слишком много горя, слишком быстро. Слишком много людей, которых я любила, умерли. Я подавила рыдание. «Что мне делать? — Слова прозвучали как шепот боли. — ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ?» Затем раздался крик агонии.

Мои призраки столпились вокруг меня, так близко, что я почувствовала, как задыхаюсь. В эти дни они были целым роем, все они появлялись одновременно, пробуждаемые и притягиваемые силой, и я не знала, как ее контролировать. Некромантия была частью меня, впиталась в мою кровь. Дар и проклятие, результат пыток Железного легиона. Изен был первым среди моей жуткой свиты. Его лицо все еще было изуродовано, что стало результатом гнева и ревности Джозефа. И все же ему каким-то образом удавалось выглядеть печальным, когда он смотрел сверху вниз на своего старшего брата.

— Мне жаль. — У меня никогда не получалось произносить эти слова живым, но перед мертвыми я легко извинялась.

Призрак Изена склонился над телом своего брата и положил две руки на грудь здоровяка. Когда он надавил, его руки прошлись через тело брата.

Я всхлипнула. Это сделала я. Моя вина. И оба брата заплатили за мою глупость. За мое бессилие.

— Я убила вас обоих.

Призрак Изена изобразил, что еще несколько раз надавил Хардту на грудь, затем склонил свое изуродованное лицо к лицу Хардта и надул то, что осталось от его щек. Затем он снова принялся на давить грудь Хардта своими бесплотными руками.

— Интригующе, — сказал Джинн. — Понимает ли призрак, что у него нет физической формы? Они, как правило, являются бледным подобием того, кем они были когда-то, и со временем исчезают, пока от них не остается ничего, кроме образа.

— Он понимает. — Осознание пришло, когда слова сорвались с моих губ. Я обошла тело Хардта, пока не оказалась на том же месте, что и призрак Изена. Это было... странно. Знакомое и чужое одновременно. Не холод, я всегда чувствовала холод внутри с тех пор, как Сссеракис овладел мной. Мне казалось, что я почти могу ощутить все воспоминания Изена, все, что когда-то делало его самим собой, но они были недосягаемы, и чем больше я тянулась к ним, тем больше они ускользали.

Я, как могла, скопировала позу Изена и повторила его движения, давя Хардту на грудь. Затем я наклонилась вместе с призраком, открыла рот Хардту, глубоко вдохнула и выдохнула. Меня подтолкнула к этому надежда. Должно быть, я выглядела очень странно. Но мне хотелось верить, что призрак Изена знал что-то, чего не знала я. Возможно, он помнил кое-что из того, чему когда-то научил его брат. Потому что я понимала, что из всех нас только Хардт знал бы, как вернуть себя к жизни.

Я не знаю, сколько раз я повторила действия призрака Изена. Достаточно много, чтобы мои руки задрожали от усилий, а голова закружилась. Достаточно много, чтобы я не поняла, что это сработало, пока Хардт не схватил меня за руки, чтобы остановить. Он кашлял, глаза были затуманены, на губах был песок. Ты, наверное, думаешь, что тогда у нас было душевное воссоединение, полное объятий и радости. Ты ошибаешься. Хардт оттолкнул меня, перевернулся на бок, и его вырвало. Но моя радость была недолгой. Хардт был жив, но я видела тело Сильвы и знала, что ее уже не вернуть.

— Что случилось? — наконец сказал Хардт после того, как его вырвало комьями мокрого песка.

— Мы проиграли. — Я не могла отвести взгляда от того места, где лежала Сильва. — Он победил нас всех за считанные мгновения.

— Агх. Большое терреланское чудовище, — голос Иштар был полон боли. — Перестань поливать песок своими слезами и помоги освободить меня. Я не знаю, что болит больше, моя нога или голова. Нет. Нет, это нога. Определенно, нога.

Имико помогла Тамуре подняться на ноги, и старый Аспект пошатнулся, едва не повалив их обоих на землю, но Имико всегда была сильнее, чем казалось. Вместе они направились туда, где на земле лежала Иштар. Из-за того, что ее нога была зажата, моя наставница по фехтованию никак не могла освободиться, и боль была сильной, о чем она радостно рассказывала нам всем.