— Бандитов?

— Да. Они воспользовались болезнью Потапа и попытались присвоить себе его завод. Когда это у них не получилось, организовали нападение на Александра, но неудачно.

— И что там с этим нападением?

— Александр убил всех троих нападавших.

— Убил?

— Да, двоих застрелил, одного зарезал.

— Как это «зарезал»?

— Воткнул нож в горло.

— Надо же, а по нему и не скажешь, что на такое способен. Теперь понятно, почему он, семерых бандитов на петергофской дороге успокоив, говорил о том весьма пренебрежительно. А что с политическими взглядами?

— Из сведений, собранных в Красноярске и Петербурге, ясно: от политики он далёк. Нигилизм осуждает, в бога верует, правительство в его решениях поддерживает. Тут к нему нареканий нет. Причём слова и действия Александра не показные, он думает и действует именно так.

— Это радует.

— Из необычного могу отметить его манеру общения: он ни к кому не проявляет излишнего чинопочитания, а также робости или стеснения. Со всеми в разговорах ровен, будь то рабочий или аристократ. Для его лет это по меньшей мере странно.

— Да, вы верно подметили, чинопочитание ему несвойственно. И восторга, который я частенько вижу в глазах молодых офицеров, в его взгляде тоже нет. Что же, оставьте ваш доклад, я потом его внимательно изучу.

* * *

В среду на очередной дружеской встрече у Путиловых я познакомился с замечательным человеком — Иваном Фёдоровичем Александровским. Николай Иванович подвёл его ко мне, представил и спросил, не сможет ли наше акционерное общество Ивану Фёдоровичу помочь. Дело в том, что ему требуется раскатать железный лист до толщины одной шестнадцатой дюйма (примерно полтора миллиметра). В Петербурге такую толщину прокатного листа никто выдать не может, лишь Балтийский завод готов раскатать лист до одной восьмой дюйма (примерно три миллиметра), а это Ивану Фёдоровичу не подходит.

Поинтересовавшись из вежливости, для чего ему нужен столь тонкий лист железа, я был поражён: оказывается, для строительства «торпедо» — так он назвал своё новое изобретение. И только тут я сообразил, что передо мной стоит первый российский изобретатель торпед. Да что там российский, он и в мире-то первый. Роберт Уайтхед свои самодвижущиеся мины изобрёл годом позже. Но у того свой завод, и самодвижущиеся мины он уже выпускает, а Александровский рассчитывает исключительно на свои силы и финансы, и поэтому до воплощения его идей ещё далеко.

Во судьба даёт! Опять она мне в помощь человека посылает, ведь торпедами я этим летом и сам собирался заняться. Правда, я рассчитывал их с электромоторами делать, а Иван Фёдорович видит «торпедо» исключительно пневматическими, но мы можем скооперироваться и создать сразу два варианта. Мои электрические торпеды будут быстрыми, но, боюсь, их цена станет кусаться; пневматические выйдут дешевле, но в то же время и медленнее (хотя, если применить мои знания, они уж точно быстрее мин Уайтхеда станут).

В общем, поговорили мы с Александровским весьма продуктивно, он обрадовался, что и я горю желанием сделать торпеду. Мы договорились встретиться завтра на путиловском заводе и обсудить наши дальнейшие совместные планы. Не исключено, что я Ивана Фёдоровича к нам на завод переманю. Чего ему в Кронштадте с морскими чиновниками бодаться и копейки на исследования выпрашивать, пусть лучше у нас без помех и трений на полную катушку работает.

Глава 21

Утром, как раз к завтраку, на квартиру к семейству Ростовцевых нагрянул Никола. О своём приходе заранее не предупреждал, хотя мы вчера встречались. Софа с графом не подали виду, что удивлены, мы с Машулей, естественно, тоже. Да и чего удивляться, Никола так часто у нас бывает, что приди он даже ночью, и то никто бы не удивился. Тем более к друзьям можно и без спроса явиться, а на данный момент в дружеских отношениях с ним уже всё наше семейство состоит. Причём к Софье Марковне Никола с огромным почтением относится, а графа искренне уважает.

Мы его накормили, чаем напоили, ну а после этого я, отведя Николу к себе в комнату, поинтересовался, какого хрена он в этакую рань припёрся, да ещё прямиком от уличной девки.

— Почему от уличной девки?

— Вот и я хотел бы знать почему, — развёл я руками. — Знатные дамы и актрисы пользуются дорогими парижскими эссенциями, а от тебя пахнет дешёвой цветочной водой.

— Да-а, в наблюдательности тебе не откажешь, — хмыкнув, промолвил он. — Впрочем, неважно, где я был, а приехал рано, чтобы перехватить тебя до отъезда на заводы.

— И зачем?

— Сегодня ночью мне поступило предложение посетить один новооткрывшийся салон. Не хочешь составить компанию?

— О-о, нет. Весь день и вечер у меня расписаны по минутам. Да и с чего ты решил почтить своим присутствием новый салон? Сам же обзываешь их болотом фальши, притворства и тщеславия.

Посверлив меня взглядом, Никола нехотя признался:

— Хозяйка салона очень понравилась.

— Сочувствую, но в сопровождающие подбери себе кого-нибудь другого.

Характер Николы за время нашего знакомства заметно изменился, и здесь, я считаю, основная заслуга Софьи Марковны. Хм… ну, наверно, немного и моя доля воздействия имеется. Раньше у него частенько перепады настроения бывали: то он высокомерен и мрачен, желчь по отношению к окружающим из него так и пёрла, а потом в какой-то момент раз — и мой друг сама задушевность. И обратные изменения происходили, от безудержного веселья он также быстро переходил к унынию.