Это меня отнесли к хорошим, надеюсь?

Чтобы в джунглях было много прохладных ручьев, и хищники помнили, что людей надо бояться.

Чтобы завтра мы прошли больше, чем сегодня, и не сбились с пути. Как сегодня.

Мы все устали. Иначе, судя по всему, молитва была бы еще дольше. Под ее напевность и монотонность я уже задремал, когда они закончили. Все разбрелись по своим лежакам. Но вот Роза не ушла. Роза решила провести ночь со мной.

После тяжелого дня секс — это скорее не удовольствие, а обещание удовольствия. Когда-нибудь в будущем, когда будет побольше сил. Я даже не проснулся толком, и сам процесс у нас не занял и пяти минут. Хотя, как ни странно, оба остались довольны. Экономичный вариант.

Секс, судя по всему, сегодня был вообще не про секс. А про поговорить после.

Роза прижалась, лежа на моей груди, и тихо шептала мне свои мысли, стараясь не шуметь, не мешать спать остальным.

Как ни удивительно, остальные действительно спали. Никаких оргий, при их то свободных нравах. То ли все вымотались, а Роза просто оказалась покрепче других. То ли их условно свободные нравы фронтира имеют свои ограничения. Такие, что я просто не понимаю.

— Ты что, задание колонии выполняешь? — шепнул я. — Или это обряд такой, обязательная любовь под деревьями с чужаками? А почему после молитвы?

Она меня даже не поняла. И из этого недоумения можно было сделать вывод, что Роза не на задании.

— На фронтире мы несем свет веры, так предсказано. Поэтому мы молимся, чтобы не забывать об этом, молимся вместе. А потом молимся сами, и вторая молитва — это чтобы свет веры сам, тоже не забывал про нас. Расскажи мне о других мирах? А то я видела только джунгли, одни джунгли.

Я удивился:

— Ты же помнишь родную планету. Там что, тоже джунгли?

— Конечно, — ответила Роза. — Это же планеты фронтира, на них везде джунгли. Все наши планеты засевались по образцу изначального мира. Это завет, только тогда свет веры последует за нами по галактике. Да и жить приятней в родной среде. Просто иногда хочется узнать о чем-то еще.

Я открыл глаза и посмотрел в сумрачный лес. Высоченные вековые деревья, переплетение лиан, жесточайшая борьба растений между собой за выживание, которую люди просто не осознают, потому что они привыкли воевать быстро. Тут, эти деревья, они воюют всю жизнь, день за днем, год за годом. И ни минуты на отдых, никаких увольнительных. И эта война более жестокая, чем у людей.

А в джунглях — так это просто бойня.

Роза по своему поняла мой взгляд, и решила объяснить.

— У нас шаровая галактика. Мы не в центре, но и не на окраине. Кодекс фронтира говорит, что мы тысячу лет, и еще тысячу, искали следы соседей. Друзей или будущих врагов, хоть кого-нибудь. Сначала прятались, боялись нападений, потом искали открыто. Даже рассылали сигналы во все стороны. И не нашли никого. Сегодняшний кодекс считает, что в нашей галактике нет разумных видов, кроме нас. Мы и до сих пор не обнаружили никаких следов. Хотя ученые говорят, что это невозможно. Но Кодекс это факты, а не гипотезы.

Роза чуть-чуть шевельнулась, прижавшись ко мне покрепче. Зря она это, так нам придется потратить силы на второй заход. А силы надо экономить. Потом она продолжила:

— И тогда свет веры направил нас. На экспансию. Свет веры сказал: «плодитесь и размножайтесь. Несите свет всей галактике. Эта галактика создана для вас». Но в нашей галактике мало планет с биологической жизнью, хоть какой-нибудь. Их не включают во фронтир, их оставляют на карантине и ждут, может быть, когда-нибудь, у нас будут соседи. А такие планеты, как наша — это фронт семян жизни. Мы посылаем корабли-автоматы, которые засевают планету — жизнью с нашей изначальной родины. Потом, через тысячу лет, второй корабль проверяет, удался ли посев, и подселяет животных. Если засев неудачный, его просто повторяют. Потом прилетают колонисты. Эта планеты была тяжелая. Ее засевали три раза, прежде чем что-то получилось. Кодекс говорит, что на фронтире всегда тяжело. Но это фронтир. Мы исполняем наставление света.

— И как далеко до вашей изначальной планеты? — лишь спросил я.

— Она шлет сигналы, — Роза поерзала. — А мы шлем сигналы ей. Сигнал идет две тысячи лет. Но мы посылаем их часто, чтобы родина помнила о нас. И родина не забывает, ее сигналы тоже часты. Каждый год, новый сигнал. И еще много сигналов от всех соседей. На фронтире, и позади, много планет. Им есть о чем поговорить. Там другие технологии, совершенно. Они ушли далеко вперед. Некоторые даже говорят, что в глубине, откуда фронтир ушел давно, все стали слишком мягкотелые, и мы не для того идем по галактике. Но это ересь…

Роза начала засыпать, наконец-то. Все-таки секс, это для многих — скорее возможность поговорить. Но она не забыла о том, с чего начала, как я надеялся:

— Расскажи мне о других мирах.

Хорошо. Пусть это будет сказка на ночь. Мои привычки заставляли меня задавать вопросы, а не отвечать на них. Но она уже засыпает, и, наверное, даже ничего и не запомнит…

Я начал рассказывать. Про Ковчег, про корабль, тоже что-то куда-то несущий по своей галактике, может твой свет какой-то другой истины, которую я не знаю. Про расы, которые поселились на корабле. Самые разные расы, многие из которых — даже не гуманоиды. Про ремонтников, которые так долго летят вместе со своим кораблем, что за это время успели обрести разум. Про говорящие деревья, что тоже обрели разум, и имеют много больше, чем многие из цивилизаций.

Про то, как пусто между звездами, но Ковчег летит, упрямо, вперед и вперед, от одной звезды к другой.

Эта сказка заставила ее уснуть, прямо у меня на плече. Красиво конечно, но я понимал, что долго так не пролежу.

Поэтому тихо снял вылез из под ее головы и переложил ее на походную подушку, постаравшись не разбудить поселенку.

Она не проснулась, но забормотала во сне, реагируя на мой рассказ:

— В кодексе много историй. Говорят, что несущие свет истины, лучшие из них, умеют разговаривать с деревьями, со своими джунглями, в которых живут. А ты, оказывается, умеешь разговаривать с лесом. Может, ты тоже несешь свет истины, только сам еще этого не знаешь?