— Свяжетесь? Через станцию, надо полагать?

— Ну да, — кивнул старейшина. — Связь идет через станции. — Да сейчас я наберу, что спорить, запрошу канал.

Я кивнул. Хорошая мысль. Пусть они побыстрее поймут правду. Только хотелось бы, чтобы те, великие, что перешли к активным действиям на орбите, поняли, что их раскусили, намного позже.

— Запросите канал. Я вам подскажу, что будет. Сбой оборудования. Очень много разрушений на станции. Оборудование планетарной связи не работает. Только канал связи от вас на станцию и обратно.

— Это физически невозможно. Это одно и тоже оборудование.

— А вот этого говорить не надо. Пусть думают, что вы им верите. Пусть. И вообще, попросите их по возможности прислать помощь. Только не сразу, позже. Они либо откажут, либо сглупят, и тогда вы их возьмете. А сейчас — набирайте. Не говорите, где вы конкретно. Не говорите ничего лишнего, только то, что они и так знают. Что генератор разрушен, нечем подпитывать оборудование. Что оружие почти разряжено, и вам нужен новый генератор, хоть что-то, чтобы продержаться. Будьте убедительны. Вы поймете, что все это — не случайности. Все это — подстроено.

Пока Старейшина вызывал станцию, я отошел в сторону. Вся эта ситуация мне не нравилась. Мне не нравилось, что мне было стыдно за таких, как я. Я впервые старался отодвинуться от людей с моими возможностями, показать всем вокруг, что я — не с ними. Раньше я мог скрывать свои возможности. Скрывать, что я вообще в новом мире — чужой. Но это было не потому, что я чего-то стыдился, нет, а просто потому, что разумная осторожность никогда еще не вредила.

Люди не любят не похожих на них. А правительства, власти, военные, или кто там в отдельно взятом мире — не любят неподконтрольные им возможности. Это нормально. Это просто данность, которую надо осознавать и жить с ней.

У них свои цели. У меня свои.

И они не совпадают.

Помимо этого, я не хотел, чтобы хоть как-то могло показаться, что я причастен к тому, что происходит. К тому, что сейчас развивается в этом мире, еще вчера, до моего прибытия, жившего тихой и мирной жизнью. Тихие поселения в джунглях, геостационарные станции на орбите, первая волна колонизации. Молодцы. Все организовано, спокойно, почти, можно сказать, беззаботно.

И тут появляюсь я.

Безусловно, я раз за разом прокручивал у себя в голове все последние события и размышлял — не стал ли я триггером всего того, что сейчас происходит.

Мирный мир разом превратился в поле боя.

Возможно, это просто самоуспокоение, но я не считал, что как-то создал эту ситуацию. Даже не вверил, что я мог ускорить эти события каким-то образом, кроме как совсем уж косвенным.

Скорее всего, просто сошлось. Они разобрались с оборудованием на орбите. Не выбил бы я своего шагающего из предыдущего мира, ну хорошо, все, что происходит сейчас, произошло бы здесь без него. Или произошло бы немного позже, когда он появился бы здесь сам.

Но все равно бы произошло.

Наоборот, я, можно сказать, давал этим людям шанс защититься.

Я знал больше, чем они. Я видел, что происходит, когда «великие» начинают свое завоевание, и сколько людей при этом гибнет, если дать им развернуться. Я видел, что случается с мирами, которые они уже подмяли под себя.

— Мы же улетали совсем детьми, редко кому больше двадцати пяти было, — оказывается, пока я стоял и думал, рядом со мной все это время стояла Роза.

Ее дети, покрутившись вокруг матери меньше минуты, убежали. Кто-то распаковывал вещи, кто-то создавал иллюзию забора на периметре поляны. Маленькие отряды, взрослый и несколько детей, уходили в заросли, недалеко, чтобы собрать еще дров, припасов, и притащить в лагерь. В-общем, дети были заняты сейчас даже больше Розы, и, в-основном, в своем коллективе и со своими взрослыми. Кто это — воспитатели, или просто назначенные наблюдать сегодня за детьми, я так и не понял. В-общем, дикая смесь Макаренко с Монтессори.

— Говорят, что детям очень важно, особенно младенцам, чтобы их обнимали. Тактильный контакт. Даже важнее еды.

— Я их обнимаю, — абсолютно верно поняла мои слова Роза. — Все время. Даже, можно сказать, тискаю. Старший уже начинает увиливать, но это нормально. Я чувствую…

Роза зарделась. Наверное, это все-таки что-то генетическое. Ну не может быть человек настолько стеснительным.

— … Мне кажется, что тебе что-то в этом не нравится, но я не понимаю, что именно. Мы улетали совсем детьми. Мне двадцать только было, только-только, когда разрешают выбрать экспедицию экспансии. А потом я спала все время, так что этот мир для меня — новая родина. Ты не смотри, что мы тут такие… простачки. Мы не простачки, мы на самом деле простые. Простые правила, простые истины. Простая жизнь. На планетах фронтира не принято все это… ну… сложное.

— На планетах? — переспросил я. — Их много?

Роза кивнула, и уже хотела что-то ответить, но как раз в этот момент Старейшина закончил свой разговор.

Присел. Как раз на расчищенный нами раньше корень дерева. Очень удобно. И гармонично он смотрелся посреди джунглей, вокруг копошились дети, что-то кто-то куда-то тащил, огромное дерево, чья крона терялась в небесах, и корни этого дерева выступали над поверхностью просто для того, чтобы удержать его от падения, наверное, на полметра. И Старейшина, устало присевший на краешек всего этого кавардака, происходящего вокруг.