Она сказала это, даже не просыпаясь, находясь в чуткой фазе быстрого сна. И заснула еще глубже.

А меня ее фраза разбудила. Я рассказывал ей про Ковчег, прежде всего, чтобы еще раз проиллюстрировать, как себя ведут в чужих мирах «великие», если им дать развернуться. Но она уже дремала, с самого начала, так что мой рассказ перетек в простую сказку.

И неожиданно, прямо во сне, она сказала нечто, о чем я даже не думал. А идея то интересная. Я научился очень хорошо ладить с языками. Я даже смог поговорить с разумными деревьями, хотя это было очень тяжелое обучение. Но я мог говорить с ними, а они — могли говорить со мной.

Я понимаю, что джунгли вокруг не обладают разумом, и у них нет настоящего языка. И даже их шевеление листьями совсем ничего не значит.

Я все это понимаю, но я так же знаю, что у меня в багаже очень много языков. И я могу попробовать послушать лес, вдруг, просто вдруг, он скажет что-нибудь интересное.

Подскажет, направит, откроет дорогу, свет к своим истинам.

Засыпая, я смотрел на деревья, и пытался понять, о чем таком они говорят. Вспоминал свой разговор с разумным лесом, проецировал его на эти джунгли.

Я не уверен, возможно, я уже заснул. Но возможно, во сне я задал джунглям вопросы.

И услышал на них ответы.

«Прошлое, хранящееся в памяти, есть часть настоящего»

Тадеуш Котарбинский

Желтый мазок на спинке немного раздражал.

Нет, чувство было сложнее. В последнее время у него появлялось много сложных чувств, которые сложно выразить одним словом. Желтая краска раздражала и одновременно напоминала о друге, напоминала, что друг существует, друг вернется. А еще постоянное, зудящее желание подтянуть второго, чистого бота и почистить спинку этого. Соскоблить краску, вернуть в первоначальное состояние.

Вернуться в первоначальное состояние самому.

Эти чувства показывали его возмужание. Лишь взрослый, полностью оформившийся ремонтник способен удерживать в рамках одной эмоции сразу комплекс разнообразных чувств, ощущений и прикрепленных к ним знаний-воспоминаний. Давно, еще далекими предками, точно выяснено, что эмоции значительно улучшают запоминание материала. Любого, нужного и ненужного.

Друг называл это дворцами памяти. Взрослые ремонтники называли эту комбинацию оптимизированной вариативностью.

Ананси вывел из-за угла еще одного бота, на спинке которого алел красный мазок, просто чтобы напомнить себе, что одним желтым все равно дело не ограничится, успокоить себя перед ремонтом.

Ремонт — священный обряд, и во время его нельзя отвлекаться, даже на эмоции. Тем более ремонт за бортом, за внешней обшивкой. Не то, чтобы этот был у него первым. В его то возрасте и с его опытом — счет явно ушел за сотню, и многие он просто забыл. Но за бортом красиво.

Жаль, инструкции не позволяют выйти за борт всему. Не более трети состава. В текущем состоянии Ананси — это не более семи ботов, и то это с крохотной натяжкой.

Ну ничего, инструкциям тысячи лет, они писались еще тогда, когда раса ремонтников не обрела разум. А разум — великая вещь, он позволяет иногда читать код инструкций немного в свою пользу.

Если бы ему было нужно дышать, он бы выдохнул. Желтый, и еще шестеро за ним, начали выбираться за борт через технологические шлюзы. Для пассажиров они непригодны, слишком маленькие, но в этом и их удобство. Нырнул, откачал воздух, и ты уже снаружи.

Пусть хотя бы часть тебя. Маленький паучок проберется там, где колонисты не смогут. Записи говорят, что такими ремонтники и создавались, юркими, живучими, способными выполнять любые задачи на борту Ковчега.

И за его бортом. Разница невелика.

Желтый появился снаружи первым, пока Ананси распределял оставшихся внутри ремонтников по внутренним коридорам, помещениям, прижимал их к борту, перехватывал локальные пульты управления, и следил, чтобы никто не мешал.

Особенно пассажиры.

Не то, чтобы вероятность их появления в этой безлюдной части корабля велика, но инструкции предполагают определенный порядок действий. Если они разумны, им лучше следовать. Инструкций много, но это скрижали, и ремонтники тысячелетиями, поколениями следовали им. Может быть, только поэтому они все еще живы. Может, только благодаря им Ковчег идет.

Антенна пошла наружу, сразу, по команде. У ремонтников всегда не хватает времени. Ремонтников мало, Ковчег старый, и огромный. Несколько тысяч действующих колоний, сотни тысяч живых колонистов самых разных рас, из самых разных систем. Все это не позволяло расслабляться.

А еще несколько тысяч заброшенных лагерей, и далеко не все из них погибли по своей воле. Эти лагеря напоминали, что может случиться, если ремонтники все-таки не успеют.

Поэтому Ананси не задерживался. Вот только антенна двигалась медленно, не спеша. Но в этом же не было его вины? Желтый висел на самом ее кончике, на толстой штанге, надежно зацепившись всеми шестью лапами и вытянувшись еще как можно «выше», дальше от борта, и жадно осматривал окрестности.