Серьезно? Я просто попросила и он… согласился? Здоровенный громила с лицом существа, не обезображенного интеллектом, просто согласился вынести мне еды, когда я его попросила? Это заставило меня вдруг пошатнуться и на мгновение забыть о контексте всего происходящего. Все эти дни я так старалась перестать рассчитывать на чью-либо доброту и милость и вдруг доброта и милость незнакомцев посыпалась на меня со всех сторон. Ласточка и пчельник, парень с базара и решвиновский громила. Сколько существ протянули мне руку или крыло помощи в трудную минуту. Самое меньшее, что я могу сделать сейчас, это помочь Лаэрту. Поэтому я взяла себя в руки и громко и отчетливо поблагодарила громилу. Достаточно громко и четко, чтобы было слышно людям, которые в данную минуту крадутся в дом.

От обильных слов благодарности здоровяк отчетливо смутился и, отмахнувшись ладонью размером с лопату, скрылся где-то в глубинах дома. Я осталась стоять на пороге, нервно теребя платье и оглядывая окрестности. Аккуратно подрезанные кусты, деревья, улица, по другой стороне которой быстро шел Лаэрт в компании какого-то мужчины. Незнакомец яростно жестикулировал, рассказывая что-то Лаэрту, и пару раз энергично хлопнул моего мужа по плечу. Оба они быстро скрылись из виду, а я осталась стоять на пороге дома гоблина Решвина с раскрытым ртом и вмиг опустевшей головой.

Это что вообще было только что? Такое ощущение, будто я попала в одну из тех запутанных пьес Шексплама, где в конце оказывается, что все происходящее было лишь чередой недоразумений и мертвые женщины на самом деле не мертвы, а лишь притворялись статуями, а разлученные близнецы после игр в переодевания все же находят и друг друга, и настоящую любовь.

Я готова была броситься вслед за Лаэртом и его спутником (Кас? Это Кас или нет? И действительно ли я видела Лаэрта? Может, просто от жары у меня помутился рассудок? Что более вероятно в данной ситуации?), когда дверь вновь открылась и заботливый охранник Решвина появился на моем пороге с глиняным горшочком и свертком. И то, и другое казалось крошечным и его огромных лапищах.

— Вот, — он неловко впихнул мне горшочек и сверток, которые я чуть не выронила от растерянности. — Тут это.. остатки рагу вчерашнего и так, по мелочи, хлеб, мясо, эта.. фасоль зеленая. Все равно выбросили бы.

Немного потоптавшись, он почесал затылок и добавил:

— Ты это.. заходи, если что. У нас бывает остается еда, а выбрасывать жалко. Отдавали бы тем, которые… — он поморщился, — короче, тем не отдашь, их кормить много нельзя, а выбрасывать это.. жалко.

Он бочком отступил в дом, захлопнулась дверь, и я осталась стоять на пороге чужого особняка с первым в своей жизни подаянием, ошеломленная и ошарашенная.

Через несколько секунд (минут? часов? столетий?), отмерев, я бросилась на улицу, по-прежнему крепко сжимая в руках сверток и горшочек. Замерев на перекрестке и вертя головой направо и налево, я пыталась уловить знакомую темную шевелюру и потрепанную кожаную куртку. Ведь не привиделся он мне, в самом деле! Кричать на всю улицу «Лаэрт!» прямо перед домом гоблина, в который этот самый Лаэрт, если, конечно, моя информация верна, собирался вломиться, я посчитала лишним. Метнувшись наугад направо, я бежала, чувствуя себя вновь в привычной стихии. Уж что-что, а бегать мне пришлось за последнее время немало. Ноги послушно несли меня вперед, легкие вдыхали и выдыхали воздух, а назойливые мысли будто остались позади. Я мчалась и мчалась, ускорившись, заметив шагающего чуть вперед по другой стороне улицы Лаэрта. Наконец, догнав эту парочку, я крепко ухватила мужа за плечо:

— Что ты здесь делаешь? — прошипела я, даже не запыхавшись. Нет, определенно, хоть я и похудела, я стала гораздо крепче за это время. — Разве ты не должен быть где-то в подвалах Решвина? — сердито добавила я, сама до конца не веря, что меня приводит в ярость тот факт, что мой блудный муж преспокойно бродит по улицам, в то время как должен страдать в подземельях без еды и воды. Если, конечно, Лестерида говорила правду. И если она знала эту самую правду. Может, Кас сказал ей, что собирается осуществить самоубийственную вылазку в дом гоблина за магическим контрактом, который может изменить ход истории и спасти сотни людей, а сам просто пошел с приятелем в паб — веселиться, гулять и пить. Лестерус, если это так, я просто убью их обоих и даже глазом не моргну.

— Стоит ли мне спрашивать, почему я должен быть в подвалах Решвина? — спрашивает Лаэрт и его темные глаза горят от любопытства.

И тогда я пускаюсь в путаные объяснения, которые начинаются с визита Лестериды («Лестериды?» восклицает безымянный спутник Лаэрта, который, по-видимому, все же является Касом) в дом Меллариуса, а…

— Подожди, а какое отношение ко всей этой истории имеет Меллариус?

— Он предложил мне у него пожить, пока я не решу, куда двигаться дальше, поскольку домой я вернуться не могла из-за Дроздоборода, который, к сожалению, не утонул в пруду с лягушками, что, надо заметить, весьма печально, потому что для него это было бы не так уж трудно, а человечеству подарок. С другой стороны, от Дроздоборода такой щедрости не дождешься, держу пари, он наперекор всем доживет до глубокой старости, пережив всех нас.

— Эйлин, я окончательно перестал что-либо понимать, — блудный супруг страдальчески потирал висок, явно запутавшись в сюжетных поворотах моей истории. — В особенности что касается той части про пруд с лягушками.

— Да? В таком случае, полагаю, мы, наконец, в равном положении, поскольку я тоже плохо ориентируюсь в происходящем. Не хочу превращаться в одну из тех женщин, что не дают покоя своим бедным мужьям, но, лестерус тебя загрызи, ты действительно ничего и никогда мне не рассказываешь, Лаэрт. Ко мне явилась посторонняя женщина и сказала, что тебя, скорее всего, держит в плену гоблин. Более того, если бы у меня не было Ключа, эта самая женщина ко мне даже не пришла. Я понимаю, что у тебя сложное прошлое, но, так уж вышло, что у всех есть прошлое и тут ты не исключение. Если бы вы двое проинформировали нас чуть лучше, Лестерида и Диглан сейчас не были бы в особняке Решвина, пытаясь помочь вам.