Мне же, как офицеру, руководить подобным личным составом, дисциплинированным и беспрекословно выполняющим любые команды начальства без всякого брюзжания, было значительно проще, чем старослужащими бойцами-контрактниками двадцать первого века, каждый из которых, прежде всего, считал себя личностью, имея по всем темам свое собственное мнение и глядя на командиров с некоторой иронией. Здесь же, в 1805 году, личность солдата безжалостно подавлялась жесткой системой муштры, а потому приоритеты у каждого из гвардейцев были очень простыми: за веру, царя и Отечество они готовились умереть в бою достойно. По этой причине они относились ко всем вопросам воинской подготовки очень серьезно, отлично понимая, что от правильности действий зависели их жизни и достижение победы в бою.

Когда я поднял их в ночи, приказав вооружиться дополнительными ружьями, никто из семеновцев даже не показал вида, что удивлен. Расхватав трофейное оружие из обоза, отобранное у французских вольтижеров, у фуражиров и у гусар, каждый из стрелков-семеновцев вооружился дополнительно парой стволов. Почистив и зарядив лишние ружья, солдаты по моему приказу выдвинулись на позиции. На дороге, ведущей к чумному монастырю, они затаились возле телег, приготовившись к стрельбе.

Я же находился рядом, при свете луны глядя на круглый белый циферблат трофейного «Брегета» с черными стрелками, указывавшими на крупные римские цифры. В условленное время, согласованное с Дороховым для начала атаки, я отдал приказ открыть огонь. Предстояло произвести впечатление на противника, отвлекая его внимание от выдвижения нашей кавалерии. Но, это не было пустой имитацией и тратой боеприпасов в воздух. Семеновцы давали залпы, выполняя конкретную боевую задачу уничтожить передовые посты вражеских егерей, слишком сильно выдвинувшиеся в нашу сторону под покровом темноты. И огонь наших стрелков позволил решить ее.

При свете луны, которая вновь появилась на небе, как только ветер проредил облака, французские егеря, попав под плотный огонь семеновцев, частично полегли, а остальные бежали подальше, отстреливаясь из своих штуцеров с безопасного расстояния, как им казалось. Вот только, застрельщики майора Вильгельма фон Бройнера не давали им возможности спокойно отсидеться. Метко стреляя из австрийских «штуценов», которые не уступали французским примитивным винтовкам ни в дальности стрельбы, ни в разбросе при попаданиях, австрийские стрелки отогнали оставшихся егерей еще дальше, вынудив их отступить почти к самому монастырю.

Тем временем, атака нашей кавалерии на центр вражеского лагеря стремительно развивалась. Из полуразрушенного монастыря слышалась беспорядочная стрельба. А французские егеря, уже полностью бросив свои передовые позиции, бежали к самому монастырю. И я приказал семеновцам их преследовать, чтобы связывать боем и дальше, не давая егерям передового отряда прийти на помощь тем французам, которые дрались с полуэскадроном Дорохова, ворвавшимся внутрь монастырских развалин.

Оставив австрийского майора с его стрелками защищать подходы к нашему биваку, усилив остатки батальона австрийцев моравскими добровольцами, я сам пошел вместе с гвардейцами атаковать в пешем строю. Ехать на лошади в этом случае было очень опасно, поскольку верхом я, как одинокий всадник, выделялся бы при лунном свете слишком сильно. А я не собирался подставляться и представлять собой заметную и очень желаемую цель для вражеских метких стрелков. Не дождутся.

Я прекрасно знал и всегда помнил, что офицеров противника старались выбивать в первую очередь. Так было во всех войнах и в любые времена. Ведь именно офицеры обеспечивают руководство военными действиями. А победы или поражения во многом зависят от степени их компетентности и решительности, а не только от удачных или неудачных обстоятельств. Конечно, есть и иные факторы, способствующие или препятствующие победам и поражениям на поле боя, например, наличие вооружения, выучка солдат, снабжение боеприпасами, численность личного состава, задействованного в войсковой операции, и тому подобное, но, устрани офицеров, и боевое управление рухнет. Принимая во внимание все эти доводы моего собственного разума, я шел по дороге в сторону монастыря, затерявшись в колонне своих солдат.

Никакой радиосвязи тут, разумеется, не имелось и в помине. Да и какая радиосвязь может быть в 1805 году, если изобретут ее только через многие десятки лет? И потому приказы отдавать в боевой обстановке я мог лишь голосом, стараясь перекрикивать звуки выстрелов. А до каждого солдата мои распоряжения доводились через унтер-офицеров, которые повторяли их во взводы и в отделения нашей семеновской полуроты. Находясь среди бойцов, обозревать все поле боя мне было затруднительно, поскольку обзор мой ограничивали солдаты высокого роста, марширующие впереди и по сторонам от меня.

В Семеновский полк низеньких не набирали, а определяли на службу в нем лишь видных и сильных парней мощного телосложения. Широкоплечие чудо-богатыри окружали меня со всех сторон, обдавая сочным запахом солдатского пота и немытых тел. К тому же, их высокие и пышные головные уборы очень мешали мне смотреть по сторонам. Ведь семеновцы позаимствовали огромные меховые медвежьи шапки у гусар элитного французского эскадрона, разгромленного нами на вырубках. Я сам позволил им это, как победителям. И потому, маршируя вместе с ними по дороге к монастырю под неприятельским ружейным огнем, обозревать происходящее я мог с некоторым трудом, вытягивая шею и крутя головой во все стороны.

Выдвинувшись от обозных телег, перегородивших по моему приказу дорогу к руднику в качестве импровизированной баррикады, наша колонна, стреляя на ходу, продвигалась вперед по узкому участку скального балкона. Справа, с южной стороны, над нами нависала скала, торчащая из склона холма, наверху которой засели австрийские стрелки, прикрывающие огнем наше выдвижение. А слева находился обрыв, высотой почти с самые высокие сосны обширного соснового бора, распростершегося внизу к северу. Дорога, идущая на восток, постепенно понижалась, сходя с обрыва и выводя нас на открытое место в низину, расположенную перед монастырем и поросшую по обеим сторонам дороги не лесом, а лишь редким и невысоким кустарником, к тому же, лишившимся зимой листьев. И спрятаться на этой пустоши, которая представляла собой замерзшее болото с дорожной насыпью посередине, было затруднительно.