Они следуют своей философии. Стратеги Объединенной Вселенной считают, что лучше действовать точечно, уничтожая отдельных персонажей, при этом не трогая большие группы людей. В противовес им, Лига Неприсоединившихся Планет считает, что всегда можно договориться, уговорить или подкупить оппонента. Конфедерация Миров занимает в этом вопросе среднее положение.

В это время приходит печальная весть: родители Смита погибли. Смит вспомнил, как общался тогда с наставником по видеосвязи.

— Я не участвовал в ликвидации, — заверил наставник, — это сделали другие. Ты понимаешь, Конфедерация Миров не могла оставить предательство без внимания. Их долго прятали, но наша служба их обнаружила и привела приговор в исполнение.

Тупая боль внутри. Их больше нет. Смит до конца надеялся, что никогда не услышит таких вестей. Ему больше по душе был такой исход, что они живут в разных мирах и просто не видятся друг с другом. Можно же было, чтобы так все сложилось? Объединенная Вселенная не смогла надежно спрятать своих агентов. А может не хотела. Они сделали все, что от них требовалось, и стали не нужны.

Вся картина прошлой жизни вихрем пронеслась перед мысленным взором Смита и заставила его вновь пережить то, что он чувствовал тогда. Смит пришел в себя и увидел, что он все еще стоит перед большим монитором и выслушивает своего старого наставника.

— Сэр, прошу вас! Память о матери мне дорога. Мне и в голову не могло прийти, что она… Она всегда была добра со мной. Никогда я не слышал от нее, чтобы она критиковала Конфедерацию Миров. Я выполнял задание, когда они сбежали с отцом. Для меня это явилось тяжелым ударом, вы же знаете!

— Да, понимаю! Лишиться родителей в юном возрасте. Да еще при таких обстоятельствах! Ты не смотри, что я наполовину робот! Во мне еще осталось многое человеческого. Я понимаю, потеря родителей сильно повлияла на тебя. Наверное, поэтому ты и привязался к этому ребенку, твоему воспитаннику. А он — сын бунтовщиков. В нем течет их кровь. Не твоя. А ты решил, что это твой сын. Но это не так! Он не твой сын. Он сын бунтовщиков и сам бунтовщик! Нужно избавиться от него! Руководство поручает это тебе. Как раз еще раз докажешь свою преданность!

— Сэр, я не могу, — лицо Смита исказила гримаса боли, — Марсель мне как сын! Он и есть мой сын! Я воспитал его! Научил всему, что умею сам! Я хотел, чтобы он сменил меня на моем месте! Мне пора на покой!

— Не преувеличивай, Смит. Мне еще не пора на покой. А тебе, тем более! Понимаю, это нелегко! Но надо сделать!

— Я не смогу! Лучше убейте меня! Как моих родителей. Но не отнимайте Марселя! Он — это все, что осталось у меня! Если вопрос только в Курте Мане, я лично ликвидирую его. Если надо, я весь Интрон взорву к чертовой матери!

— Успокойся! — тихим голосом, лишенным каких-либо эмоций сказал киборг, — выполни приказ, иначе его выполнит кто-то другой!

— Я понял. Я все сделаю сам! Не надо другого, — тихо ответил Смит.

— Конец связи, — произнес киборг, и монитор потух. Смит долго стоял недвижимо. Его губы шевелились, но не было слышно ни звука.

После разговора со Смитом Марсель снова впал в депрессию. Шеф не поручал ему нового задания, а бездельничать Фабер не любил. Он решил, что надо навестить Кулхацкера и посмотреть, как идет восстановление Смартоника. Давно не приходило никаких вестей. Фабер начал волноваться. Он привык к своему механическому другу. Хотя Смартоник и вел себя как зануда, только ему Фабер мог довериться. Сейчас Марселю хотелось обсудить с роботом то, что рассказал Смит. Наверняка, у Смартоника будет свое мнение. Робот часто подавал очень интересные мысли. И вообще, Фабер подозревал, что имитация сознания у Смартоника давно закончилась и робот развивается как мыслящий организм. Или механизм. Что вернее. А если он разовьется, то можно будет написать диссертацию на тему:”Развитие сознания у роботов”. Что-то в этом роде. А потом бросить эту опасную работу. И больше не задумываться над вопросами: “Кто прав, кто виноват?”, “С кем ты?”, “Кто враг, а кто друг” и подобными им. Завязать с рефлексией.

Может вообще, покинуть службу и примкнуть к Повелителю роботов на его искусственной планете. Изучить мехатронику. Заняться сборкой смарт-роботов.

С такими мыслями он зашел к Кулхацкеру. Великий программист и робототехник как раз занимался Смартоником, разобрал его до винтика. Микросхемы лежали отдельно, механические части отдельно. Кулхацкер смотрел задумчиво на всю эту груду деталей, хмурил лоб и молчал. Фабер замер, боясь пошевелиться. Наверняка в мозгу гения в этот момент строилась причудливая цепочка мыслей. Кулхацкер, наверняка, уже все понял. Мысленно починил Смартоника. Осталось только материализовать эти идеи. Взять в руки паяльник, или гаечный ключ. А может сесть за компьютер и просто перепрошить основной пакет программ.

Кулхацкер посмотрел на Фабера и тяжело вздохнул:

— Что, Айрон? Он будет жить? — голос Марселя дрогнул.

— Перегорело несколько микросхем. Но починить удастся. Я уже заказал нужные компоненты. Плюс в программном обеспечении придется покопаться. Заново переналадить. Но, думаю, я справлюсь. Если бы это оказался не Смартоник, я бы решил, что проще нового сделать. Быстрее и надежней. Но, для меня этот робот тоже много значит. Он лучший, из тех , что я создал в своей жизни. Когда ты принес мне его, я хотел убить тебя на месте. Но потом остыл. Смартоник стал таким, каким он есть только в союзе с тобой. У других агентов нет таких интенсивных заданий. И творческих. Не работая с тобой, Смартоник не развивался бы так интенсивно.

— Если бы я мог! Нас с ним заманили в ловушку. Запрещенные вопросы убили его!

— Да, тот кто это сделал, понимал, как вывести из строя такого робота. Я уже придумал, как обезопасить Смартоника от таких опасностей. “Противоядие” давно готово. После твоего возвращения с операции, я планировал перепрошить Смартоника. Тогда он стал бы неуязвим. Ну кроме, конечно, физического устранения. Но ты знаешь, он достаточно прочный. Его не так то просто уничтожить.

— А после восстановления это будет тот же Смартоник? Его личность не разрушится?