Шрифт:
— Лицом к стене! — скомандовал старший из конвойных, войдя в камеру.
Сопротивляться смысла не имело, избитое тело едва слушалось, и Эстан покорно стал, куда было сказано. Если честно, ему было уже все равно, горькая, безнадежная обида огнем жгла душу. Воры торжествуют, оборонять планету нечем, а тот, кто попытался их разоблачить, приговорен к смертной казни. Мир несправедлив, он всегда это знал, до сих пор не представлял, что настолько. Похоже, бывший майор сил орбитальной обороны остался последним в Тиаране, кто еще помнил, что такое честь, совесть и долг. Остальные превратились в хищных зверей, думающих только о себе, о стране не думал никто. А ведь вскоре Кайнас нападет, это ясно любому здравомыслящему человеку. И победит — две трети орудий орбитальной обороны разукомплектованы, средства, выделенные на их ремонт, разворовали, не думая о том, что на том свете деньги не понадобятся — кайнасцам средства воров не интересны. Их не подкупишь, у них совсем другие деньги в ходу.
Для казни использовали старый буксир, переборки которого покрывали пятна ржавчины и потеки масла. Капитана, так обходящегося со своим кораблем, следовало бы поставить к стенке. Эстана конвоиры тащили под руки, поскольку идти после избиений и пыток он не мог. А дотащив до шлюза, заставили надеть оранжевый арестантский скафандр, на спине которого закрепили баллон с кислородом, один из положенных шести. Его хватит ровно на сорок пять минут, после чего человеку внутри предстояло медленно задыхаться, если не наберется смелости и не откроет лицевое стекло.
— Ну что, правдолюб? — подошел к приговоренному капитан первого ранга Гольсен. — Догавкался? Нечего было мешать людям деньги зарабатывать!
— Скажи уж прямо, воровать, — язвительно отозвался Эстан. — Меня другое интересует. Что вы все станете делать, когда придут кайнасцы? Им же на ваши деньги насрать, тиаранские креды у них не ходят. Будете из кредитных чипов стрелять? Так это не поможет.
— Да не придут они, — отмахнулся предатель. — А придут, договоримся. Здравомыслящие люди и среди них найдутся. Но тебя уже не будет. Тебя же предупреждали, просили — не лезь! Нет, полез, идиота кусок. Мне тебя даже жалко, но ты задел интересы адмирала, а он такого не прощает. Так что сам виноват. Промолчал бы и жил спокойно.
— Кайнасцы придут, ты бы хоть доклады разведки изучил сначала, а потом утверждал обратное, — криво усмехнулся майор. — И твой адмирал тоже. До нападения осталось не больше месяца! А вы орбитальные комплексы разворовали! Чем защищаться будете?!
— Хватить хрень нести! — небрежно отмахнулся Гольсен, еще не знающий, что через какие-то три недели ему предстоит медленно умирать от ран на обломке орбитальной станции, осознавая, что тот, кого они все так презирали, считая неприсобленным к жизни идеалистом, был прав, а потому умирать ему будет куда обиднее и страшнее, чем в ином случае. — Все, кончился ты со своими дурацкими прогнозами. Именем Тиаранской республики! Эстан Тираос приговорен к смертной казни за государственную измену! Приказываю привести приговор в исполнение.
Один из конвоиров защелкнул лицевое стекло оранжевого скафандра Эстана и втолкнул его в шлюз, после чего внутренний люк закрылся. А затем, после открытия внешнего, приговоренного вышвырнули наружу, придав ему ускорение взрывом пиропатрона. Бывший майор полетел прочь от буксира. Тот не стал дожидаться его смерти, полыхнул двигателями и начал удаляться в сторону далекой второй планеты системы. Казнь Эстана состоялась на высокой орбите восьмой, ледяного шара, куда его тело и упадет через несколько лет.
— Ну вот и все, — сказал сам себе офицер, он, невзирая на разжалование, продолжал считать себя таковым. Он никого не предавал!
Наоборот, это родина его предала и убила. Только за то, что он не хотел становиться таким, как все, и жаждал ее защитить любой ценой. Значит, ни он, ни его верность, ни его честь стране не нужны. Да о чем речь, Эстана предали все, даже жена развелась с неудачником сразу после того, как его арестовали и обвинили в государственной измене, назвав так попытку разоблачить высокопоставленных воров.
Майор горько рассмеялся, понимая, что истекают последние минуты его недолгой жизни — едва тридцать пять исполнилось, еще бы жить и жить. Может, и зря он полез в это дерьмо? Нет, не зря! Долг и честь не позволили бы поступить иначе, а честь всяко дороже жизни. Ведь честь — это то, что ты думаешь о себе сам, а отнюдь не то, что думают о тебе другие. Тем она и отличается от репутации.
Эстан уже протянул руку к лицевому стеклу скафандра, когда недалеко от восьмой планеты, к которой он как раз повернулся спиной, что-то изменилось. Ничего подобного он никогда не видел и даже не слышал ни о чем похожем. Пространство вдруг рассекла пылающая белым светом линия. Затем она резко расширилась до провала в ледяную тьму, это явно был не обычный космос, а нечто жуткое, пугающее, потустороннее. Из провала медленно выполз слегка сплюснутый металлический шар, ржавый и мятый, он казался небольшим, но наличие рядом с ним знакомого астероида дало понять, что он на самом деле огромен — не менее пяти хартов в диаметре.
— Так что, тоже бывает? — растерянно спросил сам себя Эстан.
Надо же, контакт с другим разумом, а это точно не его сопланетники! И первым делом чужой корабль увидел не ученый или посол, а приговоренный к смерти преступник? Чудеса на постном масле и лахорьем молоке! Не бывает такого! Просто не бывает. Хотя… А какая ему разница? Хоть последние минуты жизни проведет интересно, не думая о скором конце.
Вот только умереть чужаки майору не позволили. Прямо в пространстве перед ним вдруг закрутилась черная воронка, из которой вылетел многорукий спрут, подцепил смертника и затащил в ту же воронку. Эстан оказался в просторной, уютно выглядящей гостиной, заставленной мягкой мебелью.