Он сидел за столом, постукивая пальцами по стопке папок, и смотрел на Акико Танака, стоявшую перед ним. Её осанка была прямой, но напряжённой, как струна, а глаза горели сдерживаемым гневом. Она только что вернулась в участок по его срочному вызову, всё ещё в чёрном вечернем платье, которое теперь казалось неуместным в этой комнате, пропахшей табаком и властью.

Кобаяши, сидя за заваленным папками столом, поднял взгляд от бумаг. Его морщинистое лицо исказилось в насмешливой гримасе, а глаза, тяжёлые и цепкие, пробежались по её наряду.

— Танака, — протянул он, его голос был хриплым, с лёгкой издёвкой. — Это что, новый стиль для допросов? Или ты решила, что участок — это подиум?

— Рабочий день закончился, сенсей, — сказала она, её тон был профессиональным, но с едва заметным вызовом. — Я была на прогулке, когда вы позвонили. Не успела переодеться.

Кобаяши хмыкнул, откидываясь в кресле. Его пальцы забарабанили по подлокотнику, а взгляд стал острее, как у ястреба, почуявшего добычу.

— На прогулке, значит? — переспросил он, его губы растянулись в холодной улыбке. — У полицейского, Танака, рабочий день не заканчивается. Никогда. Ты должна быть готова круглосуточно. Или ты забыла, что значит носить жетон?

Акико сжала губы, её глаза встретились с его, не дрогнув. Она знала, что он цепляется к мелочам, чтобы вывести её из равновесия, и не собиралась поддаваться.

— Я готова, — ответила она, её голос был твёрдым, но спокойным. — Поэтому я здесь. Что вы хотели обсудить?

Кобаяши фыркнул, его улыбка стала ядовитее. Он наклонился вперёд, постукивая пальцем по столу.

— Хочу обсудить твою голову, Танака, — сказал он, понизив голос. — И то, как ты тратишь время на ерунду.

— Что вы имеете ввиду?

— Ты слишком увлеклась этим делом с фугу. Я начинаю думать, что ты забыла, кто здесь твой начальник. Пора сосредоточиться на главном.

Акико сжала кулаки, скрывая их за спиной. Она знала, к чему он клонит, но не собиралась подыгрывать.

— На главном? — переспросила она, её тон был ровным, но с острым краем. — Я и так копаю. У нас есть записи, где кто-то другой подменяет блюдо. Хироси Накамура не виновен, и я уверена, что это не внутреннее дело «Спрута». Нужно проверить другие рестораны, поставщиков, даже…

— Хватит, — оборвал её Кобаяши, его голос стал резче, а пальцы замерли на столе. Он наклонился вперёд, его глаза сузились. — Ты слышала, что я сказал? Главное — это Мураками. «Спрут» — центр всего. Перестань гоняться за призраками и начни копать под него. Он виновен, я в этом уверен. Найди что-нибудь, что прижмёт его к стенке. Доказательства, свидетелей, что угодно.

Акико почувствовала, как гнев закипает внутри, но она заставила себя дышать ровно. Её голос стал холоднее, но оставался профессиональным.

— Сенсей, — сказала она, подчёркивая каждое слово, — расследование должно быть всесторонним. Если мы зациклимся на Мураками без улик, мы упустим настоящего виновного. У нас есть видео, которое показывает…

— Мне плевать на твоё видео, — рявкнул Кобаяши, ударив ладонью по столу. Папки подпрыгнули, и в комнате повисла тяжёлая тишина. Его лицо покраснело, но он быстро взял себя в руки, его улыбка вернулась, теперь ещё более ядовитая. — Ты слишком умная, Танака. Это твоя проблема. Думаешь, я не вижу, как ты бегаешь за Мураками, как верная собачка? Хочешь знать, что будет, если ты не начнёшь меня слушать?

Акико молчала, её челюсть сжалась, но она не отвела взгляд. Кобаяши наклонился ещё ближе, его голос понизился до шёпота, но каждое слово было как удар.

— Никакого продвижения, — сказал он, его глаза блестели. — Никаких наград, никаких новых дел. А если продолжишь тянуть в другую сторону, можешь попрощаться с жетоном. Полиция не держит тех, кто не умеет работать в команде. А особенно тех, кто не слушает своих начальников. Усекла?

Акико почувствовала, как кровь стучит в висках. Она хотела ответить, бросить ему в лицо, что знает о его разговоре с Танабэ, о деньгах, которые он взял, чтобы подставить Кенджи. Но она понимала, что без доказательств это будет самоубийством. Вместо этого она выпрямилась, её голос стал ледяным.

— Я поняла, сенсей, — сказала она, но в её тоне не было ни капли покорности. — Могу я идти?

Кобаяши откинулся назад, его улыбка стала шире, но в ней не было тепла.

— Вали, — бросил он, махнув рукой, будто отгонял муху. — И помни, что я сказал. Копай под Мураками, или пожалеешь.

Акико повернулась и вышла, её каблуки стучали по линолеуму, как метроном. Дверь за ней захлопнулась, но напряжение осталось висеть в воздухе. Она знала, что Кобаяши не шутит, но также знала, что не отступит. Кенджи был невиновен, и она собиралась доказать это — даже если придётся играть против собственного начальника.