Я сидел на заднем сиденье машины, глядя, как неоновые вывески Токио мелькают за окном, словно осколки чужой жизни. Волк вёл машину молча, его массивные руки крепко сжимали руль, а лицо было непроницаемым, как всегда. Подворотня всё ещё стояла перед глазами: тело парня с татуировкой осьминога, кровь на асфальте, выстрел, эхо которого всё ещё звенело в ушах. Сато, Танабэ, Кобаяши, новая провокация — я пытался сложить этот чёртов пазл, но кусочки ускользали. Мы ехали в офис «Спрута», чтобы перегруппироваться, но я чувствовал, как усталость накатывает, как волна.

Мой телефон вдруг завибрировал, разрывая тишину. Я вытащил его, взглянув на экран — номер неизвестный. Нахмурившись, я ответил, прижав трубку к уху.

— Мураками, — сказал я, мой голос был хриплым, резким, как ржавый нож.

На том конце раздался женский голос — уверенный, с лёгкой хрипотцой, но с какой-то тенью, которую я сразу не распознал.

— Господин Мураками, добрый вечер, — начала она. — Меня зовут Кейта Исикава. Я журналистка, работаю на «Асахи Нихон». Хочу поговорить о том, что произошло в «Белом Тигре».

Я сжал челюсть, пальцы стиснули телефон так, что костяшки побелели. Журналисты. Они уже вились вокруг, как мухи над падалью, вынюхивая грязь после смерти Сато. Я не собирался давать им ни крошки.

— Никаких интервью, — отрезал я, мой голос был холоднее льда. — Мне нечего сказать. Прощайте.

Я уже потянулся сбросить вызов, но она перебила, её голос стал острым, как лезвие, с ядовитой уверенностью.

— Не торопитесь, господин Мураками, — сказала она, и я почувствовал, как её слова впиваются, как крюк. — Вам лучше выслушать меня. У меня есть информация о вашем бизнесе — и о вас. Информация, которая может разрушить «Спрут» и вас вместе с ним. Хотите, чтобы это попало на первые полосы? Или всё же поговорим?

Я замер, рука застыла над экраном. Волк бросил на меня взгляд через зеркало заднего вида, его брови чуть приподнялись, но он молчал. Мой пульс ускорился, а в груди загорелась тревога. Она знала что-то — или блефовала, чтобы заманить меня. Но её тон… он был слишком уверенным, слишком тяжёлым. Что у неё могло быть? Ложь, чтобы выманить меня?

— Что вам нужно?

Она усмехнулась — короткий, резкий звук, как щелчок затвора.

— Не по телефону, Мураками, — ответила она. — Завтра, в полдень, кафе «Сакура» на Гиндзе. Приходи один. И не опаздывай. Поверь, тебе не понравится видеть своё имя в заголовках.

Линия оборвалась, оставив только гудки. Я опустил телефон, уставившись на тёмный экран. Токио за окном сверкал, как всегда, но теперь город казался лабиринтом, где каждый поворот скрывал новую западню. Кто такая Исикава? И что за дрянь она держит в рукаве, чтобы угрожать мне?

Утро в офисе «Спрута» было серым, как токийское небо за окном. Я сидел за своим столом, окружённый стеклом и сталью, но всё, что я видел перед собой, — это подворотня, тело с татуировкой осьминога и тот выстрел, который оборвал правду. Звонок от Кейты Исикавы, журналистки, всё ещё звенел в ушах, её угрозы — разрушить «Спрут» и меня — вгрызались в мысли, как ржавчина. Я едва спал, прокручивая всё: Сато, Танабэ, Кобаяши, новую провокацию. Кофе в кружке давно остыл, но я всё равно сделал глоток, морщась от горечи.

Дверь открылась, и вошёл Волк. Его массивная фигура заполнила дверной проём, а лицо, как обычно, было непроницаемым, но я заметил тень усталости в его глазах. Он держал в руках тонкую папку, и я сразу понял, что он выполнил моё поручение. Ночью, пока я пытался вытрясти смысл из звонка Исикавы, Волк обошёл оставшиеся рестораны, где подавали фугу.

— Кенджи-сан, — сказал он, его голос был низким и спокойным, как всегда. — Я сделал, как ты просил. Заказал фугу в трёх ресторанах: «Морской Шёлк», «Чёрная Волна» и «Золотой Кои». Сфотографировал нарезку.

Он положил папку на стол и отступил, скрестив руки. Я открыл её, вытаскивая снимки. Фотографии были чёткими: тонкие ломтики фугу, уложенные в изящные узоры на тарелках, каждая с подписью ресторана. Я взял лупу из ящика стола и начал изучать их, мои глаза вцепились в детали, как ястреб в добычу. Но с каждым снимком надежда таяла.

В «Морском Шёлке» ломтики были почти прозрачными, с лёгким изгибом, как лепестки сакуры — работа мастера, далёкая от грубого стиля отравителя. В «Чёрной Волне» нарезка была чуть толще, с прямым срезом, но всё равно аккуратная, без тяжёлого нажима, который я видел на видео из «Белого Тигра». «Золотой Кои» показал похожую картину: ровные, симметричные куски, уложенные в форме волны. Ничего. Ни одного совпадения с неровными, рваными краями, которые выдал наш человек в халате.

Я откинулся в кресле, бросив лупу на стол. Разочарование было горьким, как тот кофе. Пять ресторанов, пять попыток, и все мимо. Нарезка фугу была нашей лучшей зацепкой, но она вела в тупик. Может, отравитель не работал в Токио? Или он был одиночкой, не связанным с ресторанами Танабэ? Я сжал кулаки, чувствуя, как время утекает, как песок.

Волк смотрел на меня, его брови слегка приподнялись.

— Ничего? — спросил он, хотя уже знал ответ.

— Ничего, — ответил я, мой голос был хриплым от недосыпа. — Все нарезки правильные, классические. Наш парень либо не работает в этих местах, либо… — я замолчал, не желая озвучивать мысль, что он мог быть кем-то совсем другим.