— Где ты? — спросил я, ускоряя шаг к машине.

— У офиса, — ответил Волк. — Я держу ситуацию, но их всё больше. Полиция пока только смотрит, но журналисты уже вьются, как стервятники. Это плохо, Кенджи-сан.

— Еду, — бросил я и сбросил вызов. Я побежал к внедорожнику, игнорируя боль в ногах и холодный ветер, хлещущий по лицу. Ключи уже были в руке, я запрыгнул в машину, завёл мотор и рванул в сторону офиса «Спрута». Мысли путались. Танабэ пал, Кобаяши отступил, но Като и его «Морской Щит» били всё сильнее. Искусственная кровь, крики, журналисты — это был не просто пикет, это был спектакль, чтобы замарать моё имя ещё глубже. И Акико… её молчание теперь казалось зловещим.

Я гнал по улицам Токио. Внедорожник ревел, рассекая пробки, а неоновые огни Сибуи и Минато мелькали за окнами, как насмешка. Звонок Волк всё ещё звучал в ушах: «Морской Щит» атаковал офис «Спрута», фанатики обливали прохожих искусственной кровью, журналисты снимали этот цирк. Мои пальцы сжимали руль так, что костяшки побелели. Рюдзи Като. Этот ублюдок с татуировкой осьминога, лидер экологов-фанатиков, перешёл от теневых угроз к открытой войне. Я вспомнил его холодную ухмылку на видео, его слова, записанные Акико: «Сато был только началом». Он не просто протестовал — он хотел уничтожить меня, мой бизнес, всё, что я построил.

Я подъехал к офису «Спрута», где стеклянная громада здания возвышалась над толпой, собравшейся у входа. Их было человек пятьдесят — молодые, разъярённые, с плакатами «Спрут убивает море!» и «Мураками — убийца!». Они размахивали банками с красной краской, имитирующей кровь, и брызгали ею на тротуар, на стены, на случайных зевак. Камеры журналистов жадно ловили каждый кадр, их вспышки резали глаза. Я припарковался в стороне, где тень здания скрывала машину, и увидел Волка, стоявшего у угла. Его глаза, острые, сканировали толпу. Я подошёл, и он кивнул, не тратя слов.

— Като здесь? — спросил я тихо, глядя на хаос перед офисом.

— Не вижу его, — ответил Волк, его голос был хриплым. — Но он не дурак, чтобы светиться. Кто-то из них главный. Надо вычислить.

Мы стояли в тени, наблюдая. Толпа кричала, но в центре выделялся один — высокий парень в чёрной куртке, с мегафоном, выкрикивающий лозунги: «Мураками травит океан! Спрут должен сгореть!» Его движения были уверенными, он указывал, куда лить краску, кому что кричать. Это был не просто фанатик — он был их дирижёром.

— Он, — сказал я, кивнув на парня. — Его надо отсечь. Незаметно. Я выйду к толпе, отвлеку их. А ты уведи его в офис. Нам нужен разговор.

Волк кивнул, его рука уже лежала на кобуре под курткой. Я глубоко вдохнул, поправил пиджак и шагнул из тени. Сердце колотилось, но я заставил себя выглядеть спокойным, почти расслабленным.

Толпа заметила меня, крики стали громче, камеры повернулись в мою сторону. Я поднял руки, показывая, что не собираюсь драться, и шагнул ближе.

— Что вам нужно? — спросил я громко, мой голос перекрыл их вопли. — Вы пришли к моему офису, льёте краску, пугаете людей. Назови свои требования, и давай говорить, как взрослые.

Толпа загудела, кто-то выкрикнул: «Ты убил Сато! Ты убиваешь природу!» Я покачал головой, сохраняя спокойствие.

— Вы ошибаетесь, — сказал я, глядя в глаза ближайшим. — «Спрут» не враг природы. Мы поддерживаем экологические инициативы — перерабатываем отходы, финансируем очистку залива. Но то, что вы делаете, — это не экология. Это терроризм. Вы нападаете на прохожих, портите имущество. Это не спасает море. Это просто хаос.

Мой голос был ровным, но твёрдым, и я видел, как некоторые в толпе замялись, переглядываясь. Журналисты снимали, их микрофоны ловили каждое слово. Я продолжал говорить, объясняя, как «Спрут» сотрудничает с рыбаками, как мы следуем законам, и я чувствовал, как внимание толпы приковано ко мне. Краем глаза я заметил, как Волк скользнул в толпу, его фигура мелькнула за спинами. Он двигался бесшумно, как тень, приближаясь к парню с мегафоном. Тот был слишком занят, выкрикивая что-то в ответ, и не заметил, как Волк аккуратно оттеснил его от центра. Несколько быстрых движений, и они исчезли за углом офиса, в боковой вход.

Я продолжал говорить ещё минуту, пока не убедился, что Волк справился. Затем я поднял руки, завершая.

— Если хотите говорить, я открыт, — сказал я. — Но не так. Не с краской и криками. Подумайте.

Я повернулся и пошёл к офису, игнорируя выкрики за спиной. Журналисты бросились за мной, но я знал, что главное уже сделано. Теперь этот главарь был у нас, и он расскажет всё — о Като, о «Морском Щите», и, возможно, об Акико.

Я прошёл через стеклянные двери офиса «Спрута», игнорируя крики толпы и вспышки камер журналистов, которые всё ещё гудели за моей спиной. Мои шаги эхом отдавались в мраморном холле, пока я поднимался на лифте на верхний этаж, где находился мой кабинет. Сердце колотилось, но я держал себя в руках. План сработал: я отвлёк толпу «Морского Щита», дав Волку время увести их главаря. Теперь этот парень был у нас, и я собирался выжать из него всё — о Рюдзи Като, о нападении, и, главное, об Акико. Её молчание терзало меня, как открытая рана, и если она у Като, я должен был узнать, где.

Лифт звякнул, открывая двери в коридор, ведущий к моему кабинету. Волк уже ждал внутри, его массивная фигура возвышалась над парнем в чёрной куртке, которого он притащил с улицы. Главарь сидел на стуле посреди комнаты, его руки были связаны за спиной пластиковыми стяжками. Его мегафон валялся в углу, а лицо, ещё недавно полное ярости, теперь было бледным, глаза метались между мной и Волком. Волк стоял рядом, скрестив руки, его взгляд был как у волка, готового к прыжку. Атмосфера в кабинете была тяжёлой, как перед ударом молнии.