Мой кулак врезался противнику в челюсть, но Като ответил ударом в висок, и мир на миг поплыл. Я стиснул зубы, хватая его за воротник, и рванул назад, оттаскивая от пульта.

— Ты не получишь его! — прорычал я, мой голос был хриплым от напряжения.

Като зарычал, его татуировка осьминога мелькала, пока он извивался, пытаясь сбросить меня. Его локоть врезался мне в грудь, выбивая воздух, но я держал его, мои колени прижимали его ноги. Он был как одержимый, его пальцы царапали доски, тянясь к пульту, но я ударил его по руке, и он взвыл.

Мельком я увидел Акико в лодке, её отчаянные попытки освободиться, и это придало мне сил. Я схватил Като за волосы, рванув его голову назад, и мой кулак врезался в его нос с хрустом. Кровь хлынула, но он всё ещё боролся, его рука снова потянулась к пульту.

— Хватит! — крикнул я, перекатываясь и придавливая его грудь коленом. Мой локоть вдавился в его горло, его лицо покраснело, глаза выпучились, но он хрипел, царапая мои руки. Пульт был в метре, но я не давал ему шанса. Толпа на берегу кричала, кто-то звал полицию, но я не слышал ничего, кроме собственного дыхания и стука сердца.

Я рванулся к пульту, но его пальцы вцепились в мою ногу, и я споткнулся, упав на колени. Он полз за мной, кровь текла по его лицу, но глаза горели безумием.

— Ты не остановишь меня! — прохрипел он, но я развернулся и пнул его в грудь, отбрасывая назад. Моя рука схватила пульт, и я отшвырнул его в воду — он плюхнулся, исчезнув в голубой глади Синего Залива. Като взвыл, его крик был полон отчаяния, и я знал, что выиграл. Я встал, тяжело дыша, кровь капала с моей скулы, но я смотрел на него сверху вниз, как на поверженного врага.

— Кончено, Като, — сказал я, мой голос был хриплым, но твёрдым. — Ты проиграл.

Като уже не лежал. Он стоял, пошатываясь, его чёрная куртка была разорвана, а кровь капала с подбородка, но в его руке сверкнул нож — узкий, как змеиный клык, с лезвием, поймавшим солнечный луч. Его губы растянулись в ухмылке, дикой, почти безумной, и в его глазах не было поражения — только ненависть, чистая, как яд. Он сплюнул кровь, его голос был хриплым, но полным злобы.

— Думаешь, ты выиграл, Мураками? — прохрипел он, его ухмылка стала шире. — «Спрут» сдохнет, и ты вместе с ним. Это мой финал.

Я замер, мои мышцы напряглись, как пружины. Акико была в десяти метрах, но Като был ближе, и его нож был не игрушкой. Толпа на берегу закричала громче, кто-то крикнул: «Полиция!», но я знал, что Волк ещё не здесь, а копы слишком далеко. Это было между мной и Като, и он не собирался сдаваться.

— Брось нож, Като, — сказал я, мой голос был твёрдым, но внутри всё кипело. — Ты проиграл. Пульт в воде, Акико жива. Закончи это.

Он рассмеялся, резким, лающим смехом, и шагнул вперёд, его нож качнулся в руке, как жало скорпиона.

— Закончить? — прорычал он. — Я закончу, когда твой труп упадёт в этот залив. Ты отнял у меня всё — море, мою борьбу, мою месть. Но я заберу тебя с собой.

Я отступил на шаг, мои глаза следили за каждым его движением. Пирс был узким, скользким, и я знал, что один неверный шаг — и нож найдёт цель. Моя скула ныла от его ударов, рёбра болели, но адреналин заглушал боль.

Он бросился на меня, нож сверкнул, целясь в грудь. Я увернулся, чувствуя, как лезвие чиркнуло по рукаву пиджака, разрывая ткань. Мой кулак полетел в его челюсть, но Като был быстрее, чем я ожидал. Он перехватил мою руку, его локоть врезался мне в горло, и я задохнулся, падая на колено. Толпа ахнула, Акико что-то закричала через кляп. Като замахнулся ножом, его ухмылка была дикой, и я знал, что это его последняя атака. Я рванулся вперёд, игнорируя боль, мои руки метнулись к его запястью, но лезвие было слишком близко, его остриё блеснуло в дюймах от моего лица.

Лезвие ножа сверкнуло в дюйме от моего лица. Мимо. Я успел выставить ладонь и отвести смертельный удар.

Глаза Рюдзи Като горели безумной яростью, а его ухмылка была дикой, как у загнанного зверя. Пирс у Синего Залива дрожал под нашими ногами, толпа в парке Хама-рикю кричала, их телефоны снимали каждый наш шаг. Я чувствовал, как адреналин бьёт в виски, заглушая боль в рёбрах и горле. Акико была в лодке, связанная, с бомбой, и я знал, что если Като доберётся до меня, она умрёт. Я не мог этого допустить. Мои руки, всё ещё помнящие точность хирурга, метнулись к его запястью, пальцы сжали его, как тиски. Като зарычал, пытаясь вырваться, но я крутанул его руку, используя его же импульс. Нож вылетел из его пальцев, звякнув о доски пирса, и отскочил к краю.

— Нет! — взревел Като, рванувшись за оружием, но я был быстрее. Я заломил его руку за спину, мой локоть врезался ему в шею, и мы рухнули на пирс. Доски скрипнули, его лицо ударилось о дерево, но он всё ещё извивался, как змея. Я придавил его коленом, вдавливая его грудь в пирс, и сжал его запястье так, что он взвыл. Его татуировка осьминога мелькала, пока он царапал доски, но я не отпускал. Моя другая рука схватила его за волосы, прижимая его голову к пирсу, и я прорычал, задыхаясь от напряжения: