— На рынке, — сказал он. — У телег с дынями, я там каждый день.

— Тогда встретимся там. Не буду я тебя взаперти держать, раз хочешь в мою команду, значит будем искать компромиссы.

Он кивнул, встал, но у двери остановился, бросив взгляд на Филиппа.

— А ты держись от меня подальше, — сказал он. — Твой отец моего сломал, и я это не забыл.

Филипп шагнул к нему, но я схватил его за плечо.

— Уймись, — сказал я. — Пусть идет.

Джон вышел, дверь хлопнула. Филипп выругался, пнул стул.

— Он врет, Крюк! — выпалил он. — Мой отец не угрожал никому! Он купил карту честно, а этот щенок теперь на меня лает!

— Может, и врет, — сказал я. — А может, и нет. Но пока он нам нужен. Иди за ним, но не спались.

Филипп неохотно кивнул и вышел. Я остался в комнате, проверяя мушкет. Хоббс, ростовщик. Еще одна ниточка, за которую можно потянуть. Но что-то подсказывало, что Джон знает больше, чем говорит. Я спустился в таверну, велел Питу готовиться к выходу. Команда оживилась, хотя и выглядела, будто ее через мельницу пропустили.

— Куда идем, капитан? — спросил Пит, потирая шею.

— На рынок, — сказал я. — Дела.

После завтрака и обсуждения с Морганом и Стивом последних событий, мы вышли на улицу, солнце било в глаза, Барбадос шумел. Торговцы орали, где-то пьяный матрос пел про русалку с тремя грудями. Я шел к рынку, держа руку на шпаге. Джон ждал у телег с дынями. Он стоял, нервно оглядываясь, будто ждал, что его вот-вот схватят. Увидел меня, напрягся, но не двинулся.

— Пришел, — сказал он. — А этого павлина где оставил?

— Не твое дело, — ответил я. — Поговорим о Хоббсе. Где его найти?

Джон указал на переулок за рынком.

— Его контора там, — сказал он.

— Не суйся туда без меня. Я разберусь. Покажи, где твой отец жил. Может, там что-то осталось.

Джон кивнул, хоть и без радости. Он повел меня через рынок, мимо телег с фруктами и рыбой, к окраине города. Пальмы бросали тени, воздух пах морем и пылью. Мы остановились у ветхого дома, больше похожего на сарай. Дверь висела на одной петле, окна заколочены. Джон толкнул дверь, и она скрипнула, как старая кляча.

— Здесь он жил, — сказал он. — После Лондона. Ничего не осталось, я проверял. Сам тут не могу находиться, могут с меня душу вытрясти требуя долги отца.

Я вошел, оглядывая комнату. Пусто, только стол да пара стульев, покрытых пылью. На полу валялись битые бутылки. Я прошелся, проверяя половицы — иногда люди прячут вещи под досками. Но ничего. Только паутина да запах плесени. Джон стоял у входа, глядя в сторону.

Я проследил за его взглядом, где среди травы торчал покосившийся крест. Надпись на нем стерлась, но я разобрал «Томас Блэквуд» и даты. Могила выглядела так, будто ее не касались годами.

— Здесь он, — сказал Джон, глядя на крест. — Все, что от него осталось.

Я подошел ближе, присел, разглядывая камень. На краю, почти стертая, виднелась надпись: «В глазах Святого Бернара». Рядом кто-то нацарапал корову с пером в зубах. Я хмыкнул — пьяная шутка, не иначе. Встал, отряхнув пыль с колен.

— Зря пришли, — буркнул он. — Я же сказал, пусто.

— Проверить стоило, — сказал я, выходя. — Ладно, Джон. Сегодня у меня еще пара дел, а завтра займемся твоими проблемам. Так что завтра на рынке, в то же время.

Мы вышли к рынку. Он кивнул и ушел, растворившись в толпе. Я вернулся к таверне, обдумывая его слова. Хоббс, Лондон, карта. Слишком много кусков, и ни один не складывается. Надо было найти этого ростовщика, но сначала — держать Джона на коротком поводке.

Я вернулся в «Рыжий Кот» с пустыми руками, но с головой, полной мыслей. Дом Томаса Блэквуда оказался дырой, где даже крысы не задержались бы, а Джон, похоже, знал больше, чем говорил. Парень был ниточкой к Дрейку и рвать ее сейчас было глупо. Таверна встретила меня запахом рома и рыбы, команда слонялась у столов, будто ждала приказа грабить порт. Пит чистил нож о штаны, а Морган, сидя в углу, точил шпагу.

— Ну что, Крюк? — спросил он, не отрываясь от клинка. — Нашел своего щенка?

— Нашел, — ответил я, садясь рядом. — Но он скользкий, как угорь. Говорит про ростовщика Хоббса, который за ним таскается. Следи за Филиппом — он на Джона зуб точит.

— Филипп? — Морган хмыкнул. — Да он скорее себя зарежет, чем кого другого. Ладно, прослежу.

Пит стоял у стойки, точил нож хозяйской ложкой, пока хозяин, красный, как вареный рак, орал на него, размахивая тряпкой.

— Ты что творишь, щенок? — ревел он. — Это ложка, а не оселок! Верни, или я тебе ее в корму засуну!