Шрифт:
— Бежать некуда, малец, — сказал я, приставив шпагу к его груди. — Назовись.
Он дергался, но моя хватка была крепкой. Глаза его метались, как у загнанного зверя, но в них мелькнула злость, а не страх. Филипп подскочил, дыша, как кузнечный мех, и ткнул пальцем в парня.
— Это он, Крюк! Сын Блэквуда! Я его рожу запомнил!
— Спокойно, — оборвал я. — Дай ему слово сказать.
Парень сплюнул на пол, но сопротивляться перестал.
— Джон Блэквуд, — выдавил он. — А ты, сталбыть, Крюк? Тот самый, что по Карибам шорох наводит?
— Ошибся малец, торговец я, сахарком приторговываю, — ответил я, не убирая шпаги. — А ты зачем за нами таскаешься? Шпионишь?
Джон скривился, будто проглотил тухлую рыбу. Его взгляд скользнул к Филиппу, и в нем вспыхнула такая ненависть, что я невольно напрягся.
— Спроси своего дружка, — процедил он. — Его отец моего в могилу загнал. Из-за вашей проклятой карты!
Филипп шагнул вперед, сжав кулаки. Я преградил ему путь, упершись ладонью в грудь.
— Стой, — сказал я. — Драку потом устроите. Сначала разберемся.
Таверна начала оживать от устроенного нами шума. Пьяные головы поднимались, кто-то пробормотал: «Чего орете, спать мешаете?» Я понял, что разговор тут продолжать — все равно что орать о золоте на рынке. Надо было увести Джона.
— Наверх, — приказал я, толкнув Джона к лестнице. — И без фокусов, мне лень за тобой бегать, прибью просто.
Он буркнул что-то, но пошел. Филипп плелся следом, бросая на Джона взгляды, будто тот украл его долю рома. Мы поднялись в мою комнату, я запер дверь и указал Джону на стул. Он сел, скрестив руки, и уставился в пол. Я бросил шпагу на кровать, но мушкет оставил под рукой — мало ли.
— Рассказывай, — сказал я, скрестив руки. — Что за карта? И при чем тут отец Филиппа?
Джон поднял глаза. Он заговорил не сразу, будто слова из него тянули канатом.
— Мой отец, Томас Блэквуд, владел частью карты Дрейка, — начал он. — Она досталась ему от Дрейка. Отец хранил ее, как святыню, пока не явился отец этого, — он кивнул на Филиппа, — и не вытряс ее из него.
Филипп дернулся, будто его пнули.
— Врешь! — выпалил он. — Мой отец лорд, а не разбойник! Он честен в своих делах. А твой, видать, сам все пропил!
— Честен? — Джон вскочил, стул зашатался. — Он угрожал отцу! Сказал, что пустит нас по миру, если не отдаст карту! Отец продал ее за гроши, а потом… потом все пошло к черту.
Я поднял руку, останавливая их. Голова и так трещала от вчерашнего рома, а эти двое орали, будто на абордаже.
— Хватит, — сказал я. — Джон, садись. Филипп, уймись. Давай по порядку. Что случилось с твоим отцом?
Джон опустился на стул, но смотрел на Филиппа, будто хотел вцепиться ему в горло. Голос его стал тише, но злость никуда не делась.
— После того как он отдал карту, отец запил. Говорил, что предал семью, что карта была нашим будущим. Он вернулся из Лондона, пытался заработать, но умер через год, в нищете, в какой-то дыре на Барбадосе. А я остался разгребать его долги. — Он перевел взгляд на меня. — А ты, Крюк, теперь с этим павлином таскаешься. А он сын того, кто нас уничтожил.
Филипп открыл было рот, но я бросил на него хмурый взгляд и он замолчал. Джон говорил правду — или то, что считал правдой. Но в его словах было слишком много ненависти, чтобы доверять до конца. Карта Дрейка, опять она. Эта проклятая бумажка тянула за собой смерть за смертью.
— Где твой отец продал карту? — спросил я, присев на край стола. — И кому?
Джон пожал плечами, но глаза его бегали.
— В Лондоне, — сказал он. — Я был мал, я видел лорда с сыном. Деталей не знаю. Это был человек с деньгами, с охраной. Отец сказал, что тот знал про карту больше, чем он сам.
Я нахмурился. Лондон, опять Лондон.
— Ладно, — сказал я. — Ты винишь Филиппа, это ясно. Но зачем за нами следил? Кто тебя нанял?
Джон напрягся, будто я ткнул его ножом.
— Никто, — буркнул он. — Я сам. Слухи о тебе по Карибам ходят, Крюк. О карте, о золоте. Хотел посмотреть, что ты за птица.
— Посмотреть? — я хмыкнул. — А потом сбежал, как заяц. Не ври, Джон. Если работаешь на Кромвеля, лучше скажи сейчас. Я не люблю сюрпризов.
Он вскинул голову, глаза вспыхнули.
— Кромвель? Да я скорее акулам глотку перегрызу, чем на него работать! Я за себя, Крюк. И за отца.
Я смотрел на него, пытаясь понять, врет или нет. Парень был злой, но не глупый. Если он и шпионил, то не для удовольствия.