Фронт стоял в обороне, врывшись в землю накрепко, о наступлении пока разговоров не шло, и у Раисы было время осмотреться, привыкнуть к новому месту службы.

До сих пор она думала, что неплохо понимает, что такое фронт. Но сравнивать "бабье царство" с тем медсанбатом, что стоял осенью сорок первого под Ишунью, было просто невозможно. По первости показалось, что они вообще в глубоком тылу, настолько удивила эта тишина. Потом откликнулись глухо разрывы, прогудело в небе звено самолетов, своих, "Петляковы" — Раиса сразу вспомнила их силуэты по отчаянному рейсу "Ташкента". И звук их моторов придал уверенности. Теперь и наши в небе, если что — прикроют.

В первый же день ее службы привезли раненых после артобстрела. Десять человек. Говорили, "беспокоящий огонь", враг не наступает, но утюжит передовую из разных калибров каждый день как по расписанию.

Всю смену Раиса работала с Прокофьевой и могла быть собой довольна: экзамен она определенно выдержала. Руки помнили, что и как следует делать, в каком порядке раскладывать и как подавать инструменты. “Не быстро, но вовремя”, - повторяла она про себя, и эти простые слова помогали.

— Хороший у вас учитель был на фронте, — это первое, что сказала Прокофьева, — Вы удивительно быстро подаете инструменты.

— Не быстро, но вовремя, — ответила Раиса почти машинально, и только потом сообразила, что ее ответ старшему по званию выглядит не очень вежливым. Или по меньшей мере странным.

Прокофьева удивленно подняла бровь:

— Как это? Объясните.

— Очень важно не сбивать оператору его темп работы, — повторила Раиса слышанное когда-то в Крыму, — Потому своевременность важней скорости.

— Этому вас в Севастополе научили?

— Да. Старший военфельдшер Ольга Васильева, — хотя бы так, строго и по уставу, Раиса хотела сказать командиру про Олю, — Она готовила операционных сестер в медсанбате на Перекопе. Я… не знаю, что с ней стало потом.

Начальник медсанбата изучающе посмотрела на Раису и кивнула:

— Спасибо ей. Я запомню. Хорошее объяснение для молодых. Значит, не быстро, но вовремя. По методу Васильевой. Она вас очень хорошо подготовила. Наркоз приходилось давать?

— Нет.

— Научитесь, — это было сказано так, что не подразумевало иного ответа кроме как “есть, научиться”.

— Поручаю вас Лесковой, она опытный врач и отличный наркотизатор. А операционных бригад мало.

И уже Лескова коротко ответила: “Есть, товарищ майор. Выучим”.

Вскоре Раиса убедилась, что Прокофьева почти не приказывает — она просто констатирует факт: “Вы обеспечите. Вы сделаете. Вы научитесь”. И никому и в голову не приходило даже усомниться в этом, не то, что не исполнить в точности. В словах ее не было ни излишнего напора, ни желания показать власть. Как ведущая пружина сложного механизма под названием “медико-санитарный батальон” майор Прокофьева двигала его вперед и считала своим долгом следить, чтобы он работал четко и без перебоев, как в морском хронометре.

Хотя на фронте стояло относительное затишье, первое время Раисе казалось, что командир вообще практически не спит. Дают отбой, Прокофьева на отдых еще даже не собирается, утром подъем — она уже на ногах. Она умела быть едва ли не везде одновременно, вникать во все, от потребности в лекарствах и топливе, до состояния каждой палатки, которую могла приказать подтянуть или починить чуть не раньше, чем просядет или после дождя протечет.

Все распоряжения ее выполнялись бегом. Прокофьева была исключительно строга, но никогда не повышала голос. Распекая кого-нибудь, она никогда не употребляла бранных слов, но негромкий холодный тон пробирал виновника почище февральского мороза. Словоохотливый шофер Горюхин был прав, для интендантов и прочих снабженцев Ольга Никаноровна была страшнее артналета. За глаза они звали ее Чума и Трибунал в юбке, хотя та ходила исключительно в галифе.

Когда кто-то из молодых шоферов плохо закрепил груз и выронил на повороте ящик, слова “Как вы могли это допустить?” прозвучали так, будто адресат нарушил мало что не законы мироздания. Надо ли говорить, что в полчаса ящик был отыскан на той же дороге, по счастью, никем еще не прихваченный, и доставлен в сохранности.

Лескова, ставшая наставницей Раисе, была только старшим лейтенантом медслужбы. Но возраст и большой житейский опыт делали ее вторым после командира человеком в “бабьем царстве”. Раисе она сразу понравилась. Вот на кого хотелось бы ей быть похожей, когда самой стукнет сорок.

Всегда деятельная и бодрая, подвижная не по возрасту. Когда через три дня пришел приказ подтянуться вперед ближе к фронту, всех подняли до света — так у нее сна ни в одном глазу, еще и шутила, подбадривая остальных. "Нас утро встречает прохладой! Подъем, девочки!"

Утро встречало дождем, машины и подводы еле ползли по раскисшей дороге. Личный состав, ежась от холода, шел пешком. А Лескова, отбросив на спину капюшон плащ-палатки, все одно насквозь промокшей, скомандовала так, что слышно было до соседнего поворота: "Запе-вай!" И сама запела, перекрикивая дождь, старое, довоенное, из "Острова сокровищ": "Ружья за плечи и ногу в стремя!" Да так задорно, что все подхватили. Даже месивший грязь в том же направлении полувзвод связистов.