Слова давались с большим трудом, будто каждое произнесенной вслух предложение превращалось в костыль, о который я спотыкалась и падала. Я говорила медленно, старательно обдумывая, что будет дальше. Почему-то казалось очень важным рассказать все, но при этом не скатиться в анонс шоу «Мужское-женское». Где беззубая женщина нелегкой судьбы разыскивает отца своего семнадцатого ребенка, и результат ДНК показывает, что все наследники зачаты от воскрешенного Ивана Грозного. У меня свекровь такое смотрит. Там как правило рыдают, клянут судьбу и злого бывшего. Вот так я не хотела. А потому говорила медленно, осторожно подбирая слова.

В этом мне помогал и сам Виталик. Он ни разу не перевил и только в конце подвел черту одним только вопросом:

– Тебе нужна помощь?

– Наверное, - неуверенно кивнула я, и целая глыба вдруг соскользнула у меня с плеч. Дышать стало легко и свободно, а в этом непроглядном туннеле забрезжил свет.

– Давай повторим сначала, - попросил Игнатов, когда мы подошли к дому.

– Зачем? Все и так понятно, - пропищала я в ответ и добавила, - Виталичка, мы очень задержались, пошли скорей домой.

Кажется, я погорячилась, переделав старомодного чопорного Виталия какую-то нежнятинку в виде Виталички. Последний дернулся, недовольно сморщил нос, однако, приложив нечеловеческие усилия, промолчал.

– Я переживаю о детях, - на этот раз я старалась говорить мягко, будто подкармливала голодного тигра хлебным мякишем.

– Дети спят, а вот бабушка нет. И она будет задавать вопросы.

– Но я все запомнила, правда! Новикова супер, Зверева на мыло!

Картавый горестно вздохнул и повторил в сотый за вечер раз:

– Новикова летала, не касаясь сцены, и особенно тебя в ней поразили пластичные руки, а вот Зверев топал как слон, - он пробуравил меня глазами, будто оценивал, сможет ли такая инфузория запомнить столь сложную информацию: - Яна, это очень важно, моя бабушка обожает балет и обязательно спросит твое мнение, а я…в общем, для меня важно, чтобы ты ей понравилась.

Ага. Я смущенно опустила голову, чтобы не показывать Игнатову, до чего мне польстило последнее предложение. Однако уже в следующее мгновение кое-кто стер румянец с моих щек одной лишь фразой:

– Не могу же я признаться, что ты заснула и храпела на весь зал Мариинского театра.

– Ты же сказал, что я не храпела?
– от возмущения у меня вспыхнуло лицо.

– Нет, разумеется нет, - засмеялся Виталик и притянул меня к себе. В черных угольных глазах вспыхнули пламенем. Кажется, там мелькнуло мое отражение – довольная девушка с улыбкой во все зубы любуется своим…кем? Я тревожно посмотрела на Виталика, чтобы найти ответ на свой вопрос. Мужчина напротив был так хорош и так счастлив, что это ощущение беспричинной радости разрядом тока шандарахнуло по мне в ответ. Пренебречь, вальсируем! Сегодня будем храпеть в театре, и целоваться под подъездом. Подумав о последнем, я игриво стукнула носком своего ботинка об его туфлю:

– Это было лучшее свидание в моей жизни.

– И оно же было единственным, - повторил Виталик, - завтра начнется работа, и я не смогу ухаживать за тобой так, как бы мне хотелось.

– Но все-таки попробуешь?

– Обязательно, - он едва заметно улыбнулся.

Поняв, что целовать меня сегодня не собираются, я расцепила руки, обнимавшие его, и шагнула в сторону двери:

– Ну, тогда до завтра?

– Добрых снов, Яна, - в тоне ни ноты раскаяния.

Уже совсем разочарованной индюшкой, я повернулась к картавому спиной, нащупала в кармане ключи и даже занесла руку, чтобы открыть замок, как вдруг сзади, в паре сантиметров от меня раздался низкий бархатный голос:

– Постой.

– Стою.

– Повернись, пожалуйста.

Я покорно подчинилась и тотчас встретилась с черными как ночь глазами. Будто загипнотизированная я вглядывалась в его лицо, не в силах оторвать взгляда. Такое красивое. Правильно и строгое, оно почему-то пугало меня своей решимостью.

– Знаешь, в чем разница между свиданием и простой встречей? – наконец спросил Виталик.

Поняв, что от меня все-таки ждут ответ, я покачала головой.

– В этом…

Я почувствовала, как Виталик подхватил меня и прижал к себе, в ту же секунду небо обрушилось на землю, черное смешалось с белым, день с ночью, а все вокруг закружилось в ярком, взрывающемся тысячей залпов, салюте.

Он целовал меня! Целовал!!! Сначала осторожно будто боялся разбить или испортить. Но постепенно движения его языка становились все более напористыми и уверенными, а собственная связь с реальностью все менее ощутимой. Оторвавшись от его губ, я тихо застонала и снова приникла обратно.

Мы целовались, пока у меня не замерзли руки, все это время я держалась за ворот черного пальто, будто боялась, что Игнатов сбежит.

Потом он грел мне пальцы, дул на них и тер заледеневшую кожу до красноты.