– Ты предлагаешь мне все бросить? – не поверила я.

Выругавшись, Виталик отодвинулся и перешел в сторону окна. В его походке не было привычной тягучести, наоборот, он шел напряженно, скованно, будто закручивал разболтанную пружину.

Игнатов потянулся к ручке и открыл форточку, поток свежего весеннего воздуха тотчас наполнил комнату. Там на улице уже было хорошо, а здесь в кабинете плохо. Нестерпимо, тошнотворно, до скрежета зубов плохо.

– Ты хочешь услышать совет от своего мужчины или от бизнесмена?

Когда Виталик заложил руки назад, ткань пиджака натянулась на спине, образуя некрасивую складку. Захотелось подойти и поправить, но касаться сейчас Игнатова было неправильно и даже опасно. Кажется, он злился не меньше моего, но только источники для ярости у нас были разные.

– А это не одно и то же?

– Нет, Яна. Твой мужчина бы тебе сказал бороться до конца. До победы. А вот бизнесмен и инвестор объяснил бы рентабельность такой победы.

– Не поняла.

– Продай свою долю фирмы и начни заново, я помогу.

– Ты с дуба рухнул?! – опешила я.

– Яна, ты потеряешь больше, чем приобретешь. Серьезно. Ты можешь грустить, ты можешь даже плакать и злиться, но идея Артура Давидовича должна спасти тебя, а не потопить.

– И для этого нужно бросить все что я делала?!

– Ну, Кутузов как-то Москву сдал. Чем это закончилось, ты знаешь.

– Так я не Кутузов, - глухо прошептала в ответ.

– В том-то и дело, ты лучше. – Виталик повернулся в мою сторону и, болезненный блеск на дне его глаз указывал на то, что он не шутит. – Яна, с твоими мозгами и моими деньгами мы можем создать свою фирму, лучше, крепче и дороже.

– Но у меня есть фирма, - осторожно поправила я.

– Это все бутафория, - поморщился Игнатов. – Вы не равнозначные партнеры и никогда ими не будете, ты не принимаешь решения, подстраиваешься под вектор настроения своего шефа.

– Компаньона?

– Шефа, Яна, - припечатал Виталик и добавил: - партнеры так себя не ведут, и ты это знаешь.

Я знала. И хоть правда неприятно царапала самолюбие, с самого начала я понимала, что никогда Генеральный не признает меня ровной. То есть морально готовилась ко всему, включая это. И все же, падать даже с такой незначительной высоты было больно.

– Скоро суд, я не могу явиться туда без работы.

– Устроишься обратно в Мельницу.

От этих слов у меня даже в животе заурчало от возмущения. Виталик предлагал откинуть в сторону амбиции и вернуться туда, где мне никто не рад. Признать официально, что я ошиблась. Смотреть на ликующую улыбку Кати и крысиный оскал Сашеньки. Господи, да никогда.

– Я подумаю, - вежливо ответила, понимая, что пока не готова возвращаться к этой теме.

В несколько шагов Игнатов пересек кабинет и снова оказался рядом. Он развернул мой стул к себе и присел на край стола, так чтобы наши глаза были на одном уровне.

– Пожалуйста, доверься мне и не делай глупости.

– Типа, не вкладывать все деньги в МММ? – неудачно пошутила, в попытке скрыть неловкость. Виталик снова вздохнул и ответил таким неприятным тоном, будто объяснял ребенку что не надо облизывать камни на пляже, на них только что собачка писала .

– Не надо брать кредит в банке и выкупать у Артура Давидовича его часть фирмы. Это очень дурная затея и не приведет ни к чему хорошему.

– Дурная затея, - повторила я, загипнотизированная омутом его серьезных глаз. В голове стучала здоровая мысль, послушать и сделать так, как просит Виталик. Так выйдет правильно. Логично.

И как жаль, что логика никогда не была моей сильной стороной.

Клац – лента огоньков, обвивавшая ствол моей елки поочередно зажглась разноцветными искрами.

Клац – и гирлянда потухла.

Клац – елка снова вспыхнула и замигала.

Клац – и все погасло вновь.

Елка как средство для медитации уносила меня куда-то в скандинавский лес, где можно засунуть голову в большой белоснежный сугроб и проораться как следует. Дома сделать это не получится, дети испугаются, соседи вызовут полицию, а свекровь…свекровь бросила недовольный взгляд на мое кресло и пробурчала:

– Март на дворе, а у некоторых до сих пор елка стоит.

– Хорошо, что хоть у кого-то стоит, - прошептала я в ответ.

Клара Гавриловна прыснула со смеха, но, опомнившись, снова напустила на себя благочестивый вид:

– Яна, разбери дерево, это уже даже неприлично.

– Завтра, -мой голос звучал ровно и безжизненно, как у механической куклы.

Свекровь снова покосилась в мою сторону, на этот раз с недоверием. Дотянувшись до пульта, она убавила громкость телевизора и отложила в сторону пряжу: